История деревни хвастилово матвеевская вотчина и ее владельцы. Князь Николай Васильевич Репнин (1734–1801) Николай Васильевич Репнин

В Костромской губернии в двадцати двух километрах к северу от районного цент­ра Парфеньева , образуя большой обжитой остров в океане гу­стых лиственных и хвойных лесов, вольготно расположилось старинное село Матвеево . Доходящие сюда отроги Северных увалов образуют слегка холмистую и очень живописную мест­ность, замечательную удивительным сочетанием ближних и дальних ландшафтов.
Русские летописи повествуют о том, что в первом тыся­челетии новой эры на территории лесного Заволжья, как и в восточной части междуречья Волги и Оки, обитало финно-угор­ское племя меря. О том, что люди этого племени обживали эти места, говорит нам сам «язык земли», сохранившийся в назва­нии местных рек: Вохтома, Песома, Ялезем…
Начиная с IX века в мерянскую землю двумя потоками -от Новгорода и Смоленска — двигались славянские поселен­цы: новгородские и псковские охотники, добывавшие в здеш­них лесах белку, бобра, выдру и, в первую очередь, куницу.
Существует предположение, что и само название села про­изошло от имени вожака охотничьей артели Матвея, избрав­шего это место для постоянного проживания. Со временем к стойбищу матвеевских охотников стали прибиваться беглые землепашцы, во времена великой смуты бежавшие на восток.
Поарлпвным исследованиям краеведа Дмитрия Фёдоро­вича Бслорукова, первое упоминание о Матвееве относится к 1620 году. Село существовало на территории бывшей Вохтом-ской волости, входившей в Чухломскую осаду (уезд). Перво­начально административное деление было приурочено к рекам. и Вохтомская волость располагалась по берегам реки Box го-мы. Позже часть Чухломской осады была передана в Парфе-ньевскую осаду, и Матвеево с окружающими его деревнями вошло в состав Окологородней волости Парфеньевскои осады.
Самостоятельно Матвеевская полость стала существовать только к XIX веку. В то время она входила в Кологривский уезд. Территорию Матвеевской волости пересекал Старо-Вятский торговый тракт из Архангельска через Чухлому, село Иль-инское (Валявкино), в Кологрив и Сибирь.

МАТВЕЕВСКАЯ ВОТЧИНА И ЕЁ ВЛАДЕЛЬЦЫ

Борис Александрович Репнин

История села связана с историей Матвеевской вотчины князей Репниных, которую получил боярин князь Борис Алек­сандрович Репнин за заслуги перед отечеством: он участвовал в освобождении Москвы от поляков; поддержал кандидатуру М. Ф. Романова при становлении его на престол и стал опорой царя в государственном управлении.
В Большой советской энциклопедии о Б. А. Репнине чита­ем: «Б. А. Репнин (… — 1670), князь, государственный полити­ческий военный деятель, боярин с 1639 г. С 1638 г. возглавлял приказы: Иконный, Сыскных дел, Золотой, Серебряной, Ору­жейной палаты и др. В 1642 г. попал в опалу, был выслан воево­дой в Астрахань (до 1646 г.). В 1648^9 гг. судья Владимирского Судного, с 1652 г. — разбойного приказов.
1656-59 гг. воевода в Смоленске. В 1658 (1657) гг. в от­сутствии царя Алексея Михайловича возглавлял Боярскую думу…».
Матвеевская вотчина была пожалована Б. А. Репнину М. Ф. Романовым в 1629 г. В ту пору в неё входило 5 деревень: Захарово, Рубцово, Григорово, Городище и Кунаково. До Реп­ниных этими землями долгое время владели костромские боя­ре Сабуровы, древний род которых происходил из Галича. В Kocтроме они имели свое подворье. Сабуровы были против избрания на российский престол Михаила Романова, за что и лишились своих угодий.
В переписи 1620 г. Матвеево упоминается как деревня. Но поскольку к 1633 г. здесь уже были построены две дере­вянные церкви, в честь Рождества Богородицы и в честь апо­стола Матфея, Матвеево стало называться селом и являться центром Матвеевской вотчины князей Репниных. Здесь рас­полагалось и вотчинное правление. В переписи 1646 г. гово­рится: «За боярином, за князем Борисом Александровичем Репниным село, что была деревня Матвеево, а в нём двор помещиков, а в нём живут приказчики переменные, да двор попа Михеева, да двор пономаря Серёжки Яковлева, да кре­стьянские дворы».
Б. А. Репнин со временем передал вотчину своему сыну Ивану. В переписи 1676 г. можно прочесть: «За князем, за Ива­ном Борисовым Репниным село Матвеево на речке Вохтоме, а в нем двор вотченников, да двор скотский, а в нём живёт скотник Прошка Мартьянов, а крепок он во крестьянстве по писцовым книгам, да в селе крестьянских дворов три да пять дворов пустых, да к селу деревни Григорово, Рубцово, Захарово, Михалёво, Кунаково, Тихоново, да починки Мичурин, Завражье, а в них 91, двор да 7 дворов бобылей, да 17 дворов нищих».

Никита Иванович Репнин

От Ивана Борисовича село перешло во владение Ники­те (или Аниките) Ивановичу Репнину (1668-1726), князю, во­еначальнику, генерал-фельдмаршалу (1725), с юношеских лет состоявшему при Петре I. В 1685 г. он поручик потешной роты. Н. И. Репнин — участник Азовских походов 1695-1696 гг., с 1696 г. — генерал-майор. В начале Северной вой­ны он командовал дивизией, участвовал во взятии Нотебурга и Нарвы. В Полтавском сражении 1709 г. командовал цен­тром русской армии. В 1709-1710 гг. руководил осадой и взя­тием Риги. В 1712-1713 и в 1715-1716 гг. командовал войсками в Померании. В 1712 г. Никита Иванович — генерал-губернатор Лифляндии, с 1724 по 1725 гг. — президент Воен­ной коллегии.
После смерти Петра I А. И. Репнин выступил за провоз­глашение Екатерины I императрицей, но вскоре был удалён А. Д. Меньшиковым в Ригу.
При Никите Ивановиче матвеевские плотники участвова­ли в построении дворца в Петербурге, конюшни в вотчине Реп­ниных на Орловщине, при нём же построили тёплую церковь в Матвееве. Он начал поощрять отходничество своих крестьян в города на заработки. Во время владения Никиты Репнина волостью у здешних жителей появилось прозвище агафоны-рябинники.
История эта рассказана в рукописной повести урожен­ки Матвеева А. А. Избековой «Агафоны-рябинники». Ру­копись повествует, что барин — большой любитель орловс­ких рысаков, задумав построить конюшню в своём Бого-родицком имении, на Орловщине, приказал своему управ­ляющему прислать ему из Матвеевской вотчины лучших плотников, о мастерстве которых был наслышан. Была со­брана дюжина умельцев из Матвеева и окрестных дере­вень. Старшим в артели был Агафон. Плотники полакоми­лись виноградом, растущим в барской теплице, приняв его за рябину. А когда разгневанный барин призвал их к ответу, условились говорить одно и то же. Так каждый из плотни­ков на вопрос «Как тебя зовут?» отвечал: «Агафон». И ког­да барин спрашивал: «Что ел?», — каждый говорил: «Ряби­ну!». Так и обругал он в сердцах всех плотников агафона-мирябинниками. Но наказывать не стал, подивившись их смекалке да взаимной поруке. А за плотниками так и зак­репилось это прозвище, привезённое ими домой и постепенно перешедшее на всех местных жителей.
В Москву, где Репнины имели дворец, из Матвеевской вот­чины везли пушнину, мёд, мясо, зерно

Пётр Иванович Репнин

После смерти Никиты Ивановича Матвеевской вотчиной владели братья Репнины: Пётр Иванович и Сергей Иванович.
Пётр Иванович Репнин — генерал-аншеф, обершталмейстер царского двора; владелец Липецких железных заводов, на которых в 1754 г. произошёл бунт рабочих. Репнин, запутав­шись в своих финансовых делах, наделал много долгов и про­сил Екатерину II списать эти долги. Но императрица передала дело в Сенат, который решил за неуплату долгов отобрать у Репнина ряд имений, в том числе и Матвеевскую вотчину. И в 1768 г. часть Матвеевской вотчины: 25 деревень с 700 душами мужского населения в них перешло в дворцовый приказ, и кре­стьяне стали называться «коронными» (государственными). Князь П. И. Репнин часть долгов уплатил, и Матвеевскую вот­чину ему вернули, «как жалованную дедову».
Другая же часть вотчины, принадлежавшая Сергею Ива­новичу, после смерти его (оба брата были бездетны) перешла к двоюродному брату Николаю Васильевичу Репнину — фельд­маршалу, прославившемуся в войне России с Турцией, чей пор­трет вошёл в изданный великим князем Николаем Михайлови­чем альбом «Русские портреты XVII-XIX веков». В Русском музее сохранился портрет его младшей дочери — фрейлины императорского двора Прасковьи Николаевны, в замужестве Голицыной.

Николай Васильевич Репнин

Николай Васильевич Репнин(1734-1801) — князь, воена­чальник и дипломат, генерал-фельдмаршал (1796), начинал свою военную карьеру с прапорщика в 1749 г. Участвовал в семи­летней войне 1756-1763 гг. В 1762-1763 гг. был послом в Пруссии, а с 1763 по 1769 гг. — в Польше, где активно вмешивался во внутренние дела госу­дарства и добился заключения Варшавского договора 1768 г
Вовремя русско-турецкой войны 1768-1774гг. Н. В. Репнин ко­мандовал дивизией в сражениях при Ларге, Кагуле, участвовал в разработке условий Кючук-Кайнорджийского мира 1774 г. В 1774-1775 гг. был послом в Турции. При его посредничестве был заключён Тешенский мир 1779 г. между Австрией и Пруссией.
Во время русско-турецкой войны 1787-1791 гг. командо­вал дивизией и успешно исполнял обязанности главнокоманду­ющего во время отсутствия Г. А. Потёмкина. После победы при Мачинах Репнин вынудил турок подписать в Галаце пред­варительные условия мира, ставшие основой Ясского мирного договора 1791 г.
В 70-90 гг. XVIII в. Н. В. Репнин — генерал-губернатор различных губерний. После неудачной дипломатической мис­сии в Пруссию и Австрию в 1798 г., с целью создания анти­французской коалиции, был уволен в отставку.
В «Экономическом описании Кологривского уезда» 1790 г. значится: «Село Матвеево с деревнями Григорово, Сазоново, Дедово, Чихачёво, Завражье, Хвостилово, Артёмово с почин­ками Костылёво, Родино, Левино, Горелец, Милалёво, Мичурино, Зяблецово, Савин, Абросимов, Митин, Фёдоровский при­надлежит Н. В. Репнину. Всего 640 дворов и людей в них 1 597 человек мужского пола и 1 970 человек женского. В селе церкви Рождества Богородицы и апостола Матвея деревянные, да дом господский деревянный, земли в вотчине 33 000 десятин, из них подстроением 210 десятин, под пашней 8 174 десятин, под сенокосом 1 856 десятин, и под лесом 23 269 десятин».
В Матвееве у Репниных была своя винокурня, где име­лись два медных куба, в которых выкуривалось 320 вёдер вод­ки в год. В деревнях было развито приготовление солода, кото­рый шёл на продажу и на приготовление пива и браги.
Основным занятием крестьян Матвеевской вотчины было землепашество. Сеяли здесь главным образом рожь, овёс, ячмень, лён и в небольшом количестве пшеницу. Из овощей выращивали лишь картофель, лук, брюкву. Занимались также животноводством, бортничеством, ремеслами. Особым кормиль­цем для них был, конечно же, лес. Помимо охотничьей добычи, грибов, ягод, дров для обогрева жилища он давал и сырьё для ремесла. Хозяйство в то время было в основном натуральное, крестьянам приходилось самим обеспечивать себя всем: ткали дома полотно для белья, грубошёрстные ткани — для одежды; шубы и тулупы выделывали из овчины; снабжая себя обувью, плели лапти из коры липы и берёзовые ступни; валенки катали из шерсти; сапоги — из местного кожсырья; делали посуду из дере­ва и из глины; сами же изготавливали для себя хозяйственный инвентарь: сохи, бороны, вилы, грабли, телеги, сани, упряжь и пр. На сельских ярмарках можно было купить всё, начиная с корзин и коробов и кончая санями. Самая большая и богатая ярмарка проходила в селе в сентябре, в канун престольного праздника Рождества Пресвятой Богородицы.
Поскольку ни суглинистые почвы матвеевской округи, ни довольно-таки суровые особенности северного климата не спо­собствовали большим урожаям в хлебопашестве, матвеевцам приходилось искать заработки на стороне, т. е. заниматься от­хожим промыслом, в основном это было плотницкое дело. От­ходничество здесь было развито исстари, и владельцы вотчи­ны Репнины его поощряли, так как отходники платили оброк деньгами, даже вместо своих рекрутов покупали рекрутов на стороне, чтобы сохранить своих мужиков-отходников. Матве­евские плотники участвовали в строительстве Нижнего Нов­города, Царского села, Александрова, Петербурга.
Н. В. Репнин по причине своей военной и дипломатичес­кой занятости не мог уделять должного внимания Матвеевской вотчине. Все дела здесь решали приказчики. С крестьян уве­личивался оброк. Селяне, дабы свести концы с концами в сво­их хозяйствах и расплатиться с барином, всё чаще уходили на заработки в города.
Всё больше тяжесть крестьянской работы ложилась на плечи женщин.

Волконские-Репнины

Николай Васильевич Репнин отдал Матвеевскую вотчину дочери своей Александре Николаевне, вышедшей замуж за кня­зя Г. С. Волконского. За значительные заслуги перед отечеством князей Репниных царь решил сохранить эту фамилию, и к фами­лии «Волконский» было прибавлено «Репнин». Эта чета Волкон­ских-Репниных явилась родителями декабриста С. Г. Волконс­кого. После смерти Г. С. Волконского в 1824 г. вотчина перешла во владения к его сыну Николаю Григорьевичу Волконскому, а после кончины Николая вотчиной завладела его жена Варвара Алексеевна Разумовская. Варвара Алексеевна отдала вотчину в приданое дочери Елизавете Николаевне, вышедшей замуж за ГГ. И. Кривцова (брата декабриста С. И. Кривцова).
Вторая часть вотчины, что располагалась за рекой Вох-томой и состояла из 117 душ, отошла в приданое другой дочери Варвары Алексеевны — Прасковье Николаевне, вышедшей за­муж за Голицына.
Матвеевцы уже давно соединили две части вотчины Бар­ским мостом. Во владения Волконских вместе с Матвеевом вошли деревни Захарово, Рубцово, Городище, Кунаково, поло­вина Бабкина, (вторая была у Раевской), Зайцево, Григорово. Дарья Репнина вышла замуж за Коленберха.
Несколько деревень у Репниных купил чухломский поме­щик А. И. Шипов — прокурор в Петербурге. В последствии он их отдал в приданое дочери, вышедшей замуж за предводите­ля Костромского дворянства Д. С. Купреянова.

Пётр Михайлович Волконский

К середине XIX в. Матвеевская волость почти вся соеди­нилась во владение Петра Михайловича Волконского.
П. М. Волконский (1776-1852) – светлейший князь, санов­ник, член государственного совета (1821), генерал-фельдмаршал (1843), участник Отечественной войны 1812г. Был генерал-квар­тирмейстером армии в 1810-1812 гг. являлся основателем Петербургского военного училища колонновожатых. В 1813-1814 гг. Волконский состоял в должности начальника главного штаба Александра 1. С 1813 по 1823 гг. возглавлял военное уп­равление, был участником Венского конгресса 1814 — 1815 гг.

Алексей Петрович Репнин (Волконский)

После кончины Петра Михайловича во владение вотчи­ной вступил Алексей Петрович. К этому времени род Репни­ных обеднел. Дворец, принадлежащий Репниным на Фонтанке, пришлось продать и поселиться в особняке на Остроженке. Для Репниных, всегда кичившихся своим богатством и родовитос­тью, это явилось страшной бедой. Бедность отрезала их от большого света.
Тяжёлым ударом было то, что относиться к ним стали как к инородцам, министры обращались через третье лицо, колле­ги «заболевали», когда нужно было ехать к Репниным. Алек­сей Петрович старался соблюдать все нормы света, несмотря на неоплаченные векселя, задолженность ростовщикам, зало­женное в ломбарды серебро, но положение усугублялось.
Немалый урон финансовым делам нанесло и то, что в их Мат­веевской вотчине случился пожар. Село горело не раз. А в 1849 г. Матвеево сгорело полностью. Сгорели и 10 только что отстроен­ных, новых домов. Нужно было восстанавливать село заново.
В расстроенных чувствах Алексей Петрович всё чаще открывал шкатулку чёрного дерева, привезённую из турецкого похода. В ней хранились 7 листов с родословной Репниных. С гордостью говорил он сыну Николаю, что род их древнее рода Ивана Калиты, что их предков хоронили на Красном холме, ря­дом с собором, где погребали царей. Вспоминал он домовую церковь, спектакли, фамильное серебро, собиравшееся 30 лет; дворцы в Москве и Петербурге (рядом с Зимним дворцом); свою мастерскую и огромную библиотеку со старинными учё­ными книгами. «Ты должен вернуть былую славу Репниных. Для этого у тебя есть всё: ум, обаяние, умение видеть людей, находить ключи к их сердцам, образование. Репнины всегда служили России, её величию».
Николай всё же стал дипломатом. Но — без заграничной практики, без знания живого языка. Поехал в Англию, взяв меха, водку, столовое серебро, словари. Пришлось даже продать часть старинных икон, так нужны были деньги. А перед глаза­ми возникал дворец деда: Зелёный зал, Банкетный зал, салон, зеркала в золотых рамах, мрамор камина, шкафы красного де­рева, кабинет, библиотека, галерея предков… И все глубже и мучительнее терзало сердце тоскливое чувство: не вернуть былую славу Репниных.
Те же думы печалили и его брата Илью в Черногории.
А Матвеево жило своей нелёгкой жизнью. Крестьяне решали бытовые проблемы, строились, женились, рожали де­тей, крестили их в своей церкви, учились при ней, отпевали усопших близких.
Ко времени владения вотчиной Алексея Петровича отно­сится замечательное описание взаимоотношений матвеевских жителей, образа и особенностей их верования, отражающее духовно-нравственное состояние и отношение к церковным ус­тановлениям, данное в «Характеристике прихожан Рождества-Богородицкой церкви села Матвеева»1: «…Прихожане церкви усердны, в храм ходят в воскресные и праздничные дни в зна­чительном числе, во время богослужения стоят благоговейно, с охотою слушают произносимые поучения. В нарочитые дни общественных Богомолебствий, назначаемых вовремя засу­хи, безветрия, моровой язвы и т.п. из домов собираются всем семейством в церковь и усердно, с коленопреклонением мо­лятся Господу о ниспослании милости…
Вообще, прихожане отличаются кротостью, беспрекослов­ным послушанием властям, почтением к старшим и повинове­нием родителям. Непослушные дети изгоняются родителями, не получая ничего из общего хозяйства, и никогда не смеют обижаться на них. Такие поступки отцов по отношению к де­тям заставляют последних всегда быть почтительными к ним…. Многие, особенно престарелые прихожане, приходят во все четыре поста к исповеди или причастию. Многие вдовы и ста­рухи отказываются на всю жизнь от употребления мяса и рыб­ной пищи, хмельных напитков, соблюдают посты по понедель­никам, добровольно принимают обеты, состоящие в хождении в далёкие места для поклонения Святым мощам или особенно чтимым Святыням Христианским…
Господствующий порок между прихожанами мужского пола сквернословие… Между женщинами особенно развиты пред­рассудки. Верят всяким наговорам, колдунам (известно, прой­дохи пользуются безнаказанно глупостью ближнего), от кото­рых берут какие-то списки, списки эти опускают в ключевую воду и водой этой обливают маленьких своих детей.
На кресты навязывают чеснок, змиевы головы в надеж­де, что талисманы предохраняют от порчи и дурного глаза. Верят в чертей — домовых, леших, водяных. В великий Четверг выкликают коров в трубу, чтобы летом ходили домой. Малень­ких ребят посылают до солнышка в лес, чтобы куры несли больше яиц…
Вообще, прихожане наши имеют один к другому большое сочувствие, хотя особенных подвигов человеколюбия между ними не заметно.
Во время неурожайных годов достаточные снабжают бед­няков зерновым хлебом без всяких процентов, ожидая уплаты по году, по два и более. Погоревшим… привозят безвозмездно лес на стройку по бревну и по два, не требуя за это никакого угощения… летом маломощным помогают в напольных рабо­тах, а зимой, когда иной хозяин вздумает перевезти свою избу или двор — подвозят по просьбе его безвозмездно брёвна с ме­ста, где они заготовлены, хотя они и находились от селения в верстах семи, остми и более. Для умерших безвозмездно при­готовляют гроб, роют могилы, хотя бы это случилось в самую раз­ных приходов, получают всегда посильное подаяние… Осо­бенным сочувствием пользуются калики перехожие, рас­певающие песни из Священных книг, Четь-Миней и других апокрифов».
После отмены крепостного права в 1861 г. положение крестьян-бедняков, которые, естественно, составляли боль­шую часть селян, не улучшилось, а владельцы Матвеева Репнины и совсем мало стали уделять внимания своей вот­чине, хотя большие угодья земли и леса принадлежали им.
Матвеевские крестьяне не могли обеспечить зерном даже себя. Всё больше зерна, круп, муки стало завозиться из Нижнего Новгорода, Чебоксар, Западной Сибири…
Торговля и отходничество ещё при крепостном праве позволили некоторым предприимчивым матвеевцам быст­ро выкупить личную свободу и надел земли, открыть свои лавки, трактиры, мастерские, мельницы на реке. Например, А. П. Тараканов имел дегтярный завод, И. И. Крылов — две мельницы, И. И. Смирнов — бакалейную лавку…
Существует письменное свидетельство местного на­родного стихотворца-бытописателя Н. К. Малютина, харак­теризующее развитое предпринимательство в селе:
…На сто дворов здесь три трактира:
Один — с подачею вина;
Одна казённая квартира-
Арестный дом. За ним видна
Больница, школа и правленье.
Но этот перечень не весь:
Ещё там было заведенье…
«На вынос» продавали здесь.
Тогда оно открылось только
И называлось «монополька».
Две-три лавчонки бакалейных.
С большим размахом в селе дважды в год, в большие праз­дники, обычно на Крещенье (19 января) и на Рождество Бого­родицы (21 сентября), проводились ярмарки, и сами праздники справлялись по-русски щедро, от души.
В платёжной книге за 1891 г. можно осведомиться, какие пла­тежи приходилось исполнять матвеевским крестьянам: государ­ственный поземельный налог, выкупные платежи, губернские и уездные земские сборы, сборы на мирские волостные расходы, на сельские расходы, страховой сбор, на содержание училищ.
Совсем бедных к началу XX в. насчитывалось 29 хозяйств. После смерти А. П. Репнина вотчина перешла к его сыну Ни­колаю. Николай Петрович, занявшись дипломатической карье­рой, никакого внимания своим владениям не уделял.
Отходники, будучи в городах свидетелями, а иногда и уча­стниками революционных событий 1905-1907 гг., приезжая до­мой, везли с собой листовки, революционные книги, рассказы­вали о забастовках и о самой революции, о казни братьев Цвет­ковых в Нижнем Новгороде.
Сведения 1907 г. по Кологривскому уезду говорят о том, что в селе Матвееве в это время существовало 129 домов, в которых по переписи 1897 г. проживало 598 человек. Из них 280 душ мужского пола и 318 — женского. В селе действовали 3 кирпичных завода и 3 водяные мельницы; имелись школа, ба­зар, ярмарка и почтовая станция.
Во всей Матвеевской волости насчитывалось 43 населённых пункта, 2 из которых имели статус сёл (Матвеево и Ильинское), остальные значились деревнями.и починками. Преобладающим промыслом по волости названо плотницкое дело. В состав Мат­веевской волости по статистическим данным за 1907 г. входили деревни, сёла и починки: Абросимов (Болотово), Артемьевский, Бабкино, Бакино, Бахарево, Бабарыкино, кордон Герасимов, Го­родище, Григорово, Горелец, Далевский (Кошкино), Дедово (Мар-тьяново), Ермахино, Желнино, Зайцево, Захарово, Зяблецово, Ивановское, Ильинское, Костылёво, Кунаково, Кузьминский, Матвеево, Меледино, Митькино, Мичурине (Максимове), Ни-канцево (Михалево), Оськино, Орешково, Полома, Полушкино, Потупово, Потаповский, Рябцово, Семёнов (Полома), Сергее­ва, Сидоров, Созонов (Горюшкино), Телегино, Федоров (Заров-няйский), Фомин (Валов).
В 1911 г. в селе был поставлен памятник Государю Алек­сандру II. В честь этого события состоялся митинг с участи­ем множества народа.
В 1914 г. началось строительство нового здания для зем­ской больницы, действующей с 1910 г., и здания училища. До­говор об этом строительстве с Кологривской Земской управой заключила плотницкая артель Александра Илларионовича Ластикова из 29 человек.
В 1917г. большевики, пришедшие к власти, лишили Реп­ниных вотчины. О бывших владельцах села князьях Репниных напоминают нам и поныне старые липы в саду у ветхого зда­ния больницы, построенного в 1914 г. на территории барской усадьбы. Это остатки липовых аллей парка, окружавшего боль­шой княжеский дом. Сам дом Репниных сгорел в 1921 г., когда в нём уже размещалось волостное управление. На его месте в 1923 г. было построено двухэтажное здание, в последующие годы отданное школе. Из-за некоторой удалённости от основ­ных школьных зданий называли его «Камчатка».
Вблизи бывшего парка ещё существует пруд, за которым прочно закрепилось, сохранившись и до нынешних дней, на­звание «Баринов».

К 1918 г. в Матвееве существовало 148 хозяйств, и прожи­вало 625 человек: 180 мужчин, 238 женщин и 207 детей.
По переписи в наличии состояло лошадей 103 головы, ко­ров — 105 и овец 107 голов. В селе было 155 домов, 95 сараев, 93 бани и 105 риг. Ещё имелось 70 мельниц и 95 житниц.
За всеми этими хозяйствами числилось следующее коли­чество земли: сенокосной — 291 десятина; пахотной — 591; уса­дебной — 27 десятин и 775 десятин выпадало на перелоги и выгоны. Итого значилось 1 687 десятин.
А всего в Матвеевскую волость входило в то время 92 на­селённых пункта, в которых насчитывалось 2 884 двора. Прожи­вало в волости 14 472 человека. Волость охватывала террито­рию девяти позднее образованных сельских советов: Матвеев­ского, Артемьевского, Ильинского, Горелецкого, Савинского, Бабкинского, Татауровского, Костылёвского и Тихоновского.
В селе успешно развивалось предпринимательство, благо­даря этому Матвеево стало большим торговым центром окру­ги. Множились зажиточные хозяйства. Бакалейные лавки име­лись у Медведева, Смирновых, Дубровиных, Птициных, Кова­лёвых; лавки с тканями содержали Н. И. Смирнов и И. И. Луж­ков; мастерские по окраске пряжи и полотен были у Костровых и П. М. Смирнова; мастерская по выделке овчину Н. Ф. Смир­нова; две кузницы имели Кузнецовы; полуоптовик Г. А. Доброхотов содержал трактир с вином. Широко разворачивал своё дело купец 1-й гильдии А. Ступнев.
Советская власть установилась в селе мирным путём. Крестьяне были наслышаны из рассказов своих односельчан-отходников о революционных событиях и были психологически подготовлены к смене власти. После совершения февральско­го переворота в село было привезено «Воззвание временного правительства».
Первым органом Советской власти в Матвеевской волости явился Волостной совет крестьянских депутатов. По сведениям областного архива, образован он был 19 февраля 1918 г. Исполнительный комитет Совета состоял из двух отделов: земского и продовольственного. Членами исполнительного комитета Сове­та крестьянских депутатов (исполкома) были Ф. Ф. Пудиков, А. В. Кузнецов, И. Н. Погодин, Сиваков, А. С. Крылов; предсе­дателем избрали Северова, секретарём-В. И. Смирнова.
К 17 сентября 1918г. был образован волостной отдел на­родного образования.
Осенью 1918 г. в Матвееве была основана партийная ячей­ка. Организатором и первым руководителем её явился Иван Николаевич Погодин (1893 г. р.). Уроженец д. Тихоново, он рано уехал в Петербург на заработки по плотницкому делу, а в 1913г. устроился на Шлиссельбургский пороховой завод. Стал учас­тником революционных событий 1917г. Будучи членом партии, с мая 1917 г., он был (по собственному желанию) в числе дру­гих коммунистов направлен партийной организацией завода в деревню для реализации политических задач партии.
С путёвкой, подписанной членом ЦК Е. Д. Спасовой, в августе 1918 г. он приехал на родину, в Матвеево, где ещё су­ществовала волостная земская управа. Ознакомившись с об­становкой в волости, встретившись с местными коммуниста­ми, он предложил им провести первое партийное собрание. Со­стоялось оно 21 сентября 1918 г. в центре волости, т. е. в селе Матвееве.

МАТВЕЕВО СЕГОДНЯ

В настоящее время село Матвеево является центром Матвеевского сельского поселения, в которое, кроме самого Матвеева, входят девять населённых пунктов: село Ильинское, деревни Григорово, Городище, Полушки но, Потапово, По­чинок, Тихоново, Серёгино и посёлок Вохтома. Проживает в них более 840 человек.
Население самого села Матвеева на февраль 2009 г. со­ставляет 326 человек. Из них: 120 мужчин, 146 женщин и 60 детей.
В 500 метрах от села стоит деревня Григорово. Ее насе­ление живет единой жизнью с матвеевцами, являясь как бы отдельной улицей села.
Поэтому, говоря о населении Матвеева, нельзя забывать и о жителях Григорова, которых насчитывается 34 человека: 15 женщин, 15 мужчин и 4 ребёнка. Всего в селе и деревне 138 хозяйств. 11 из них — в Григорове. Причём маленькая деревня почти не уступает селу по численности животных, содержа­щихся в личных подсобных хозяйствах. Так, если в многолюд­ном Матвееве 6 коров, то в малонаселённом Григорове их 5. По птице разрыв небольшой: в Матвееве — 85, в Григорове — 60. Почти не отстаёт деревня и по поголовью кроликов, зато в три раза Григорово богаче медом: здесь 60 ульев, тогда как в селе лишь 20. Превосходит Матвеево лишь по численности мелкого рогатого скота: так в селе 26 коз и 5 овец, в деревне лишь одна овца.
По частной сельскохозяйственной технике Григорово тоже почти не уступает: в Матвееве 6 тракторов, а в Григорове — 4. Зато по количеству автомобилей село, естественно, имеет боль­шой перевес. За последние десятилетия село испытало, мож­но сказать, «автомобильный бум». Если лет 20-25 назад лич­ных машин было 1-2, то сейчас их 38; в Григорове — 9. Авто­мобилями матвеевцы стали обзаводиться после того, как в 1988 году была проложена шоссейная дорога от райцентра до села.

Молебен (фото с сайта http://www.st-tatiana.ru/text/554104.html)

МАТВЕЕВСКИЕ ЦЕРКВИ

Село Матвеево исстари являлось духовно-просветитель­ским центром, охватывающим своим влиянием жителей мно­жества окрестных деревень. Более трёх веков церковь была здесь основой всех духовно-нравственных устоев, основой в построении отношений между людьми в семье, в обществе. Православие пронизывало собою весь быт крестьян, формиро­вало культуру и традиции.
К 1633 г. в Матвееве уже были построены две деревян­ные церкви. Одна из них была посвящена празднику Рожде­ства Пресвятой Богородицы, вторая — апостолу Матфею.
Со временем церкви ветшали. Ив 1712г. потомок первого владельца вотчины князь Никита Иванович Репнин в проше­нии на Высочайшее имя писал: «В Галиче моей вотчине в селе Матвееве есть церковь Рождества Преподобной Богородицы с приделами св. пророка Илии и пр. о. Макария чудотворца хо­лодная, а крестьяне оной моей вотчины обещались в том же селе построить вновь церковь но имя Воскресения Христова, да в приделе арх. Михаила тёплую, и прошу вели государь из патр. каз. приказа о строении вышеупомянутой церкви Божией дать Благословенную грамоту».
Подписано: «Дать указ», отмечено: «Указ дан».
А в феврале 1716 г. князь составил уже следующее про­шение: «По указу и по грамоте из патр. каз. в Галиче в моей вотчине в селе Матвееве церковь Воскресения Христова да придел архист. Михаила деревянные построены, а не освяще­ны, и прошу о освящении вышеупомянутые церкви Божий и приделы дать грамоту тоже моей вотчины священнику матве­евскому Никону Петровичу и антимин*». Подписано:
«Выдать».
И 14 февраля 1716г. был дан указ об освящении и антими­не. Документ этот был опубликован в № 7 «Костромских епар­хиальных ведомостей» за 1894 г.
Деревянные церкви со временем ветшали, и «тщанием при­хожан» возводились новые. Так в 1758 г. была сложена деревян­ная церковь в честь Рождества Богородицы. А в 1796 г. рядом с нею высоко вознёс свои купола каменный Воскресенский храм. Возле нового храма возвышалась и каменная колокольня, устремившаяся крестом далеко в небесную высь.
Далеко и вольно разносился звон колоколов матвеевской звон­ницы, охватывая собой всю округу, перелетал леса и поля, уносил­ся за речку Вохтому, сливаясь со звонами ближних приходов.
В 1816г. в Матвееве приехал священник Фёдор Никитич Елизаров — первый, обосновавшийся здесь и потянувший за собой священническую ветвь рода Елизаровых-Розановых, в нескольких поколениях являвшихся служителями и устроите­лями здешних церквей. Федор Никитич в последствии стал дедом известного философа, писателя, публициста Василия Васильевича Розанова -оригинального мыслителя в вопросах пола, семьи, религии.
Хотя сам философ родился в 1856 г. в городе Ветлуге, Матвеево — родина его отца Василия Фёдоровича Розанова, где тот провёл свои детские годы.
В 1839 г., будучи старшим священником прихода, Фёдор Никитич Елизаров в клировой ведомости записал, что «камен­ная церковь с такою же колокольней» — крепка, а Богородицкая крепка стенами, однако крыши её «уже ветхи… и полы опусти­лись». К середине сороковых годов появилась необходимость в строительстве нового храма.
О созидании каменного храма повествует И. X. Тлиф в книге «Корень рождения моего…» (К истории рода В. В. Розонова): «Возведение храма — это дело эпохальное. Возглав­лял его начальный священник, но строили храм всем прихо­дом. Объявили сбор средств, устроили в определённых мес­тах кружки для пожертвований, состоятельные горожане под­держивали предприятие крупными вкладами. По составлению нужной суммы отправили прошение епископу- о разрешении строительных работ. По приходе храмозданной грамоты на­чали подвозить лес, железо для кровли, известь, камни для фундамента. Если же случалась поблизости годная глина, прямо на месте выделывали кирпич, ставили печи для обжи­га, сараи для его хранения.
Мастеров-строителей обычно присматривали загодя. Справлялись в других приходах, а порою и за пределами епар­хии, прочен ли и благолепен видом их новый храм. В случае, если работа сделана по совести, сговаривали умельцев к себе на взаимовыгодных кондициях».
Новый Рождества-Богородицкий храм был готов к 1855 г. (в некоторых источниках указывается 1858 г.). В 1859 г. его уст­роители, в том числе Евгений Фёдорович Песков, также и старо­ста церкви, отличившийся особым усердием при возведении цер­ковной ограды, были отмечены наградами епархиального началь­ства. Фёдор Никитич на вручении наград не присутствовал, он умер за год до открытия храма — 20 января 1857 г.
Приемник отца Федора, священник Николай Птицин в док­ладе епископу сообщал: «Храм Рождества Пресвятой Богородицы с приделами во имя Святого Пророка Илии и преподоб­ного Макария Унженского Чудотворца… как по обширности своей, так и по богатству отделки внутри, заслуживает внима­ния. Иконостас и в нем колонны позолочены червонным золо­том на полименте. Стены украшены живописью лучшего пись­ма, и. вообще, всё в этом храме носит печать величия и торже­ственности…».
Нужно обратить внимание на то, что писал это человек хорошо сведущий в церковном искусстве, образованный, спо­собный дать глубокую оценку в соответствии с духом времени и общественными потребностями.
Через четыре года после смерти Фёдора Никитича под сводами новой церкви зазвучал «крепкий басовый голос» его внука, дьячка Петра Елизарова. Внуку в ту пору было 19 лет.
Хранительницей духовного здоровья, наставницей и про­светительницей для жителей села и его округи была церковь. Ее духовный строй и лад пронизывал всю жизнь прихожан, их быт и бытие; она же воспитывала и обучала их. В той же книге «Корень рождения моего…» Ирина Тлиф приводит такое свидетельство: «…И малые и взрослые исповедники, чтобы не стояли праздно, не дремали, а другие не говорили пустых слов, все по приглашению Священника сбираются со всего храма в одно место и слушают: взрослые Заповеди Господни, а мало­летние научаются необходимым молитвам. Для взрослых Ка­техизис читается Диаконами, а для малолетних молитвы при­четниками. Порядок преподавания простой – сначала склады­вается вопрос, потом передастся ответ и повторяется раз пять и более с изустным толкованием…»
Поскольку крестьянские дети привыкли к такой церковно-приходской методике образования, открывшееся в 1851 г. в Матвееве начальное училище, существовавшее на попече­нии палаты государственных имуществ, было скоро упразд­нено — «за малочисленностью и малоуспешностью обучав­шихся». А вот открытая в 1861 г. при церкви школа была вос­требована. «Пособия на её содержание не выделялось, свое­го помещения школа не имела — дети занимались прямо на дому одного из местных священников. Поочерёдно, «всем причтом», обучали их грамоте и письму, катехизису и Свя­щенной Истории, и к концу года выучили 109 мальчиков и де­вочек, — повествует И. Тлиф, приводя далее свидетельство священника Василия Арсеньева (зятя Ф. Н. Елизарова). -…Успехи учеников нас радуют, все… они учатся без всяких принудительных мер с нашей стороны, каждый по способнос­тям своим учится… а с малоуспешными мы занимаемся гораздо более, особенно, если замечаем в них сильное желание выучиться…»
Естественно, что такая духовная атмосфера, тот автори­тет церкви в обществе и тот духовный комфорт, ею создавае­мый, не могли не оказать влияния на людей, живущих в этой среде, воспитываемых ею. В атмосфере этих духовно-просве­тительских традиций взращивались выдающиеся личности, ко­торые в последствии способствовали созиданию и развитию русской культуры.
Так в 1834 г. в семье приходского священника Евсигнея Федоровича Пескова родился будущий церковный историк Ев­гений Евсигнеевич Голубинский — автор фундаментального’ труда «История Русской Церкви».
Детство будущего учёного проходило в Матвееве, в доме отца. И детские впечатления, оставившие яркий след в его па­мяти, были описаны им в своих «Воспоминаниях», где он, буду­чи уже маститым учёным, приводит ряд ярких эпизодов из жизни матвеевского причта.
Отец историка, Евсигней Песков, служил в церкви села Матвеева с 1832 по 1862 гг., после чего уволился за штат и переехал на жительство в село Горелец к своему зятю священ­нику Иоанну Груздеву.
По архивным документам известно, что Голубинские-Песковы в 1842 г. понесли тяжёлые утраты: неожиданно умер­ла мать семейства, Анна Кузьминична, и сгорел дотла недавно построенный отцом Евсигнеемдом. Известно также, что дом был отстроен заново. Несомненно, что оба дома стояли на «церковной земле», но память об этом за 100 лет стёрлась.
Об известном выходце из священнического рода Елизаровых-Розановых, Василии Розанове уже говорилось. Кроме того, и мно­гие другие потомки устроителя Матвеевского храма отца Фёдора Елизарова стали известными учителями духовных училищ, церков­ноприходских и земских школ. Все они, будучи носителями духов­ных и культурных традиций русского православия, являлись просве­тителями, хранителями нравственности и культуры в России.
Пришедшие к власти в октябре 1917 г. большевики, воин­ственно ополчились против тысячелетних духовных традиций русского народа, против всей Церкви. 23 января 1918г. новой властью был издан декрет «Об отделении церкви от государ­ства», что, по сути дела, объявляло все институты Правосла­вия в России вне закона. Все священнослужители и члены их семей лишались гражданских прав. А в начале 1922 г. власть обрела давно желаемый повод для борьбы с Церковью. В самый разгар голода началась агитация якобы за использование церковного имущества для оказания помощи голодающим. За малейшее неповиновение властям суду предавались не только отдельные лица, но и целые церковные причты. По всей стране начали закрываться и предаваться поруганию храмы. А с 1930-х гг. начались массовые репрессии священнослужителей.
До 30-х гг. XX в. матвеевская церковь, хотя и отделённая от государства, оставалась духовным центром прихожан, по-прежне­му велись службы. Но церковное имущество, собираемое несколь­кими поколениями предков, приходу уже не принадлежало. Веру­ющие, объединившись в Рождество-Богородицкую общину, по договору, заключённому с Парфеньевским советом рабоче-крес­тьянских депутатов, получили право пользоваться храмом, пред­метами богослужения и церковной утварью за арендный налог. В книге «Кореньрождениямоего…» И. X. Тлиф приводит следую­щие факты: «Налоги за аренду храма были столь велики, что об­щина едва расплачивалась с «многочисленными инспекциями»».
Сам Павел Петрович (речь идёт о правнуке о. Фёдора Елизарова О. К.), будучи не в силах выполнить личный план по сдаче сельхозпродукта, в 1930 г. был отправлен на принуди­тельные работы в парфеньевские леса.
В поисках защиты от местных властей прихожане напра­вили ходоков в Иваново-Вознесенск с прошением о снижении налогов. Просили также возвратить их священника в храм, по­скольку о. Петру Розанову, ставшему на место сына, службы справлять по преклонному возрасту уже трудно. Это только ускорило естественный ход событий. В конце 1930 г. Павел Петрович Розанов был арестован. В вину ему вменялись «срыв индивидуального плана» и «антисоветская пропаганда». По свидетельским показаниям о. Павел «в церкви рассказывал верующим проповедь, в которой выражал недовольство Совет­ской властью. Он говорил, что Советская власть задушает религию путём непосильных налогов… Но всё это пройдёт — как волны морские…».
27 ноября 1930 г. тройкой ОГПУ П. П. Розанов был осуж­дён на фи года лишения свободы и выслан в «Севкрай». Через два года из ссылки бежал и, не имея на руках никаких доку­ментов, «вёл бродячий образ жизни», скрываясь от ОГПУ в тех самых местах, над которыми ещё горели купола церкви, построенной его прадедом. Опасаясь за судьбу жены и доче­ри-подростка, в бывшей семье убежища он не искал.
В январе 1935 г. Павла Петровича полулегально, на свой страх и риск, взяли псаломщиком в церковь села Селина Межевского района (часть бывшего Кологривского уезда). Там он продержался ещё несколько месяцев, а в конце 1935 г. «за антисоветские действия и пропаганду» был арестован весь причт селянской церкви. Обвиняемых направили в горьковскую тюрьму, где находился в то время краевой суд. Во время этапирования Павел Петрович вновь совершает побег, хотя бежать, конечно, было некуда… След Павла Петровича обна­ружили в Архангельске. Он был снова арестован и препровож­дён в лагеря, в которых пробыл до 1946 г.
Розанов Павел Петрович 28 октября 1992 г. на основании ст. ст. 3 и 5 Закона РСФСР «О реабилитации жертв полити­ческих репрессий» от 18 октября 1991 г. был реабилитирован полностью.
В те страшные годы гонений на духовенство, кроме П. П. Розанова, репрессиям подверглись ещё четверо слу­жителей матвеевской церкви: священник Михаил Смирнов (расстрелян в 1937 г.) — последний священник в Матвееве в» годы советской власти; регент Александр Степанович Кузнецов (в 1930 г. выслан в Магнитогорск, где умер от голода); дьякон Иван Иванович Кузнецов (выслан в 1930 г.); дьякон Василий Александрович Груздев (арестован в 1932 г.).
А в 1931 г. в Ильин день (2 августа) с матвеевской звонни­цы были сброшены колокола. Затем были сняты кресты с цер­кви и звонницы. В 1934 г. здания храмов были отданы под МТС. Машины и трактора, въехавшие на церковный двор, сравняли с дорогой прилегающее к церкви кладбице.
Осознание духов­ной утраты пришло слишком поздно: поруганные, разрушенные здания церквей уже превратились в руины и реставрация их была невозможна. А потребность и желание иметь свой храм в селе росла и укреплялась в сознании людей, становясь их свет­лой мечтой. И этой мечте сужено было воплотиться, благода­ря пониманию и душевной отзывчивости местного предприни­мателя Александра Васильевича Кольцова — уроженца ближай­шей деревни Григорово. Он всей душой откликнулся на поже­лание земляков и взял на себя и возглавляемое им предприятие «Север» все заботы и расходы по возведению храма.
Новую церковь было решено ставить на месте бывших торговых помещений в центре села. Проект здания нового хра­ма был разработан костромским архитектором Леонидом Сер­геевичем Васильевым. В июле 2001 г. состоялось торжествен­ное освящение уже заложенного фундамента будущего храма.
Строительство велось четыре года. Вдохновляемый под­держкой селян, Александр Васильевич не останавливался ни перед какими трудностями. И жители села не были в стороне от этого благого дела: убирали территорию у возводящегося хра­ма, ездили в лес за мхом для его утепления, проводили уборки и внутри строящегося помещения. Во многих работах на благо храма принимали активное участие дети, умело направляемые главным энтузиастом возведения храма Людмилой Евгеньевной Зерновой. Дружная и деятельная семья Зерновых внесла неоце­нимый вклад в строительство и обустройство новой церкви. Людмила Евгеньевна ежегодно являлась неутомимым органи­затором летних самодеятельных концертов, где собирались пожертвования селян на строящийся храм. Большинство жите­лей села и горожан, отдыхающих здесь летом, так или иначе, внесли свою посильную лепту в дело возведения храма.
После того, как были произведены основные строитель­ные работы бригадой Николая Федоренко, за внутреннюю от­делку помещения взялась семейная бригада Ивана Ивановича Бонь. Замечательные мастера и знатоки своего дела семья Бонь прекрасно отделали помещение церкви внутри. Затем за­ботами А. В. Кольцова были поставлены печи.
Когда основные работы были завершены, в храме было совершено первое богослужение. Состоялось оно в светлый праздник Сретенья Господня 15 февраля 2005 г. Провёл первую службу о. Владислав Шулькевич — настоятель Горелецкого храма. Вызвавшись служить по собственной инициативе, о. Владислав откликнулся на просьбы прихожан и впредь совер­шать богослужения в новом храме, по возможности, в те дни, когда нет службы в Горельце. Таким образом, храм стал дей­ствовать и принимать прихожан раз в две недели.
Первые службы проходили без иконостаса, при пустых стенах. Несколько икон были принесены прихожанами, а всё необходимое для богослужений привозил с собой о. Владис­лав. Но велико было воодушевление жителей села, наконец-то получивших возможность прийти и обратиться к Господу в сво­ём храме, посещая богослужения, участвовать в жизни Право­славной Церкви и в согласии с этим строить свою духовную жизнь. А за лето церковь была убрана полностью: поставлен был иконостас с образами, стараниями прихожан появилось мно­жество икон, было приобретено всё необходимое для богослу­жений, членами церковной десятки покрашены полы. И 24 ав­густа 2005 г. храм был освящён архиепископом Костромским и Галичским Александром.
В торжественном чине освящения и Божественной ли­тургии владыке сослужил архиерейский хор Костромской епархии. В этот день новый храм, посвященный царственным страстротерпцам и новомучеппкам российским широко открыл свои двери всем жителям и гостям села, представ пред ними во всей своей новизне и великолепии.
Для селян, особенно для коренных жителей села, л о тор­жество и воодушевление было настолько волнующим, что мно­гие не скрывали светлых и радостных слез, принимая всею душой обретение храма во всей полноте, осознавая это, как великий праздник.
30 августа из нового храма вышел крестный ход, направ­ляющийся к старой Рождества-Богородинкой церкви, посвящен­ный её 150-летию. Обойдя крестным ходом стены разорённо­го храма, верующие отстояли панихиду по священнослужите­лям, что были захоронены у стен церкви. Совершил богослу­жение протоиерей Александр Шастин.
Так началось возвращение к духовности, возвращение к гем народным традициям, которые издавна отличали и возвы­шали это место, просвещали и облагораживали людей, здесь живущих. И хочется верить, что это духовное движение будет углубляться и расширяться, захватывая все сферы жизни, об­щественные и просто человеческие отношения.
Рассказ о прошлом села Матвеева будет неполным и даже скудным, если не отразить в нём, хотя бы частично, то. чем была наполнена духовная жизнь людей, составляющих и пред­ставляющих по село в истории народа, страны; то, что объе­диняло их помимо житейских забот о хлебе насущном, припод­нимало над обыденностью повседневных трудов в желании самовыражения, взаимопонимания.
Культурная жизнь села. Где её истоки? В чём основание’.’
Истоки любой настоящей культуры всегда рождались в духовности народа. Духовность же русского народа основыва­лась на православной вере с некоторыми сохранившимися из­древле элементами язычества, так органично и своеобразно переплетающимися с православием, что создали яркую по своей самобытности культуру. Православная религия с некоторыми проявлениями традиций, уходящих своими корнями в язычес­кий культ, наполняло и формировало быт и бытиё народа, что. естественно, выражалось во внешних его проявлениях: в обра­зе жизни, одежде, архитектуре, взаимоотношениях людей, в их обычаях и традициях — во всём, что и составляет народную культуру. Поэтому, как и везде в России, издревле и до начала XX в. культура основывалась на православных ценностях. Выходя за пределы церковных служб и обрядов, она выража­лась в народных праздниках и гуляниях, где находили проявле­ния духовные п душевные переживания людей. В народных праздниках и гуляниях люди объединялись в душевной радос­ти, ликовании, священном трепете от чувства полноты жизни в духовном единении с Богом и друг с другом, наполняя этой ра­достью дни. связанные Православной Церковью с определён­ными событиями Священной Истории.

МАТВЕЕВСКИЕ СВАДЬБЫ 1900-1930-е гг.

Закончив полевые работы, управились с заготовкой круп; обделав лён в куделю, а прядение его оставив на долгие вечера;, ожидали праздник Покрова (1-го октября по старому стилю / 14-го октября по новому стилю), с которого начинались в Матвееве вечеринки для молодёжи, так называемые «заседай».
Девушки села или деревни готовили по очереди избу, ко­торая побольше, и приглашали своих подружек на вечёрку. Со­бирались в основном подростки. Приходили сюда девчата на один вечер без работы, т.е. без рукоделья, и ребята — с бала­лайкой, гармошкой. Постарше ребята в эту пору ещё не успевали приехать из городов с отхожего промысла. С этого вечера и начинались «беседы», на которые девушки собира­лись каждый вечер (кроме предпраздничных), с прялками. Они пряли льняную куделю, вели разговоры (беседы), пели песни, танцевали с ребятами «Семизарядную» и «Махоню».
Так и проходило время ненастных и долгих осенних ве­черов за беседами до Михайлова дня (8 ноября по старому стилю21 ноября по новому стилю). Подходило и заговенье (15 ноября по старому стилю 28 ноября по новому стилю). С этого дня в селе начинались «свозки». Каждая семья, в которой есть девушки, должна была приготовить большое помещение (избу), а девушки — пригласить как можно больше своих под­ружек и просто знакомых девчат на два вечера и день.
На такие беседы приходили и те, кто жил недалеко, и на лошадях приезжали гости из дальних деревень. К этому вре­мени уже возвращались с отхожих промыслов из городов от­ходники -женихи, которые тоже спешили на свозки.
Такие свозки были в каждом селении нашей округи. За­вершающая свозка непременно устраивалась в Матвееве в Николин день (6-го декабря по старому стилю / 9 декабря по новому, стилю). Совершалось нечто грандиозное. Снималось самое большое помещение в селе: трактир или столовая; молодёжи на такие гуляния собиралось больше сотни. Причём, гуляла не только молодёжь, но и взрослые, пожилые мужчины и женщины. На завершающей свозке парни, спешившие же­ниться и уже подобравшие себе невест, в тот же или ближай­ший вечер шли и ехали свататься к выбранной ими девушке, с которой, может, уже и договорились. Но такие «договоры» приводили к свадьбе редко. Обычно решение, на ком женить­ся, выносилось родителями. Поэтому не все женихи сгова­ривались с первого раза, бывали и отказы. Если парень не сосватается, говорили «поставлен шест». В нашей мест­ности девушки выходили замуж обычно в 16-17 лет, ребята женились в 19-20 лет.
На сговорах родители договаривались о ссуде, о при­даном, когда свадьбу справлять, и на чьей стороне. Богатые делали свадьбу и на стороне невесты, и на стороне жениха, а кто победнее, те обходились одним гулянием, чаще — на стороне жениха.
Вскоре после сговоров на стороне невесты бывали про­пои. В дом к невесте приходил жених с родителями, крёстной и крёстным, старшим братом и с другими самыми близкими жениху родственниками. Там их уже ждали собравшиеся близ­кие люди будущей невесты. После пропоев говорили: «Пропи­ли (имя невесты)», и начинали готовиться к свадьбе. Осо­бенно хлопотливо было на стороне невесты: кроме сговорён­ного приданого, бывало, одних полотенец нужно штук 40 припасти (на подарки будущим родственникам), а ещё нава­рить, напарить, нажарить, испечь пироги.
И это всё надо было успеть в короткий мясоед, который длился всего четыре недели; и три дня в неделе не венчали. В мясоед в нашем приходе бывало до сорока свадеб.
После пропоев до свадьбы жених ходил или ездил к неве­сте один или два раза в неделю. Но бывало, что и каждый вечер ездили. В это время надо было много успеть загото­вить мяса, пива, вина, холодца и других припасов.
Наступал день свадьбы. Если жених и невеста (либо один из них) живёт в селе, то в дом приходил священник с хором певчих и вели молодых с церковным пением до церкви. Но так бывало не у всех, а у кого позволяло состояние.
Из деревень же, что случалось чаще всего, приезжал свадебный полог: молодых везли на хороших лошадях, зап­ряжённых в лёгкие сани (кошовки). Лошади в белой сбруе, в гривы их вплетены ленты; на дуге цветы, ленты раз­ноцветные, колокольчики; на сбруе вокруг шеи лошадей — шергунцы. Такой свадебный полог бывал экипажей в во­семь — десять. Полог подъезжал к церковной сторожке. В сторожке невесту наряжали: надевали подвенечное платье, обычно светлых тонов: белое, голубое, розовое, фисташко­вое; на голову — фату. У невест, что побогаче, наряд — из шёлка или атласа, у бедных — из простых тонких тканей. Наряженную невесту переводили из сторожки в церковь. Начиналось венчание — торжественный и очень красивый церковный обряд. Над головами молодых шаферы держали венцы, зажигались свечи, церковные лампады и паникади­ла. Народу, наблюдающего бывало много, особенно на знатт, ных свадьбах.
После венчания подъезжал полог, свадебный кортеж уез­жал. Если же невеста из села, то до её дома молодых прово­жал церковный хор. А перед окончанием венчания дружка ехал предупредить хозяев о скором прибытии новобрачных и гос­тей. Родители встречали новобрачных с образом, благослов­ляли, поздравляли, давали наставления. Приезжие гости остав­ляли лошадей нераспряжёнными на повети. А столы в доме невесты к этому времени бывали уже расставлены в установ­ленном порядке: в один ряд вдоль пола. За столы садились сна­чала не раздеваясь. Выпивали, поздравляли новобрачных и уже потом гостей приглашали в горенку раздеться. Раздевшись, гости рассаживались за столы: мужчины — за первый стол, жен­щины — за второй.
Молодых тоже рассаживали: жениха- за мужской стол, а невесту-за женский. На полицу клали хлеб, завёрнутый в скатерть и солонку с солью, ставили образ. Рядом с женихом садился отец, крёстный или старший брат. С невестой — мать, крёстная или старшая сестра. Столы накрыты. Начинался сва­дебный обед. Особым угощением и гордостью хозяев была искусно приготовленная и украшенная свиная голова. Кусок этого яства обязательно должен был отведать каждый при­сутствующий за столом.
К первому тосту гостям подавали квас и студень для за­куски. Потом шли щи, уха, каша, лапша и прочее. Лапшу обычно тянули к концу обеда, когда начиналось веселье. Со стороны печи, раздавался крик поварушек: «У нас лапша заперлася!» А за столом сватья кричат в ответ: «Отопрём лапшу, отопрём! Дайте нам канат!» Тащат большие и толстые вожжи и один конец молодым подают, те держат. А сидящие за столом поют поварушкам:
У нас печка заперлася,
Ой да, поварушка убралася.
Ой, дубинушка, ухнем!
Да ой, зелёная сама пойдёт …
Все держатся за канат и кричат: «Ой, Ура! Ура!..» А поварухи у печки держат другой конец вожжей и поют гостям:
У нас свахи очень мелки,
Да за столом сидят как белки.
Ой, дубинушка, ухнем
Ой, зелёная, сама пойдёт…
Идёт! Идёт! Идёт!…
Тянут-потянут гости, вытягивают — подают блюдо с лап­шой, и все едят лапшу. Бывало, что «лапшу тянули» и под час­тушки с неприличным содержанием.
Но и на свадьбы ни молодёжь, ни, тем более, ребятишки не приглашались. Была лишь подружка невесты или сестра.
За столом все переговоры гостей с хозяевами велись через дружку. Во время обеда хозяева с невестиной стороны одари­вали гостей подарками. Дарили, обычно полотенца. А в начале обеда девушками пелись приветственные песни молодым:
Уж ты здравствуй, здравствуй, князь молодой
(имя и отчество жениха)
Со своею княгиней молодой
Со (имя и отчество невесты)!
Ты Сокол ли Соколович,
Удалой добрый молодец.
Поймал Сокол Соколишну
Душу — красну девицу,
Поймавши, выспрашивал:
«Ты скажи, бела лебедь,
Ни в саду ли ты выросла,
Ни в отцветении ли выцвела?»
Отвечает лебедь белая:
« Уж я росла, росла у тятеньки,
Уж я выцвела у маменьки.
Пелись и всем гостям, сидящим за столом, разные пес­ни: «Уж ты здравствуй-ка, сват молодой…», «Что ни конюшко по бережку идёт…», «Розан мой алый…» и другие. Пели при­ветствие свахам:
Уж вы здравствуйте, свахоньки,
Вы залётные птохоньки,
Вы откуцова приехали,
Из Москвы или из Питера?
А не из села ли вы Матвеева?
Ваши-то брови чёрные
Применить к соболю чёрному.
Ваши-то глазки чёрные
Применить к чёрной смородине.
Ваши щёчки алые
Применить к цвету алому.
Подарите лицо белое
К снегу белому применить.
Подарите нам, пожалуйста,
За весёлые песенки.
За песни одаривают. Затем гости делали перехватку, хо­зяева отдыхали. Потом переставляли столы: все сдвигали в одно место. Получалась одна большая площадь, на которую несли все лучшие кушанья и сладости. Это так называе­мый «красный стол», за который гости уже садились парами: мужья с жёнами. Зрители-посетители оценивали стол по коли­честву на нём ваз, и поэтому их старались поставить как мож­но больше, бывало их там штук до 20-ти.
К красному столу подружка невесты выносила наряженную лентами и свечами ёлочку. Ёлочку могла выносить только девушка, но не женщина.
Раздайся, народ, растолкайся, народ,
Девья красота идёт.
Не сама она идёт, —
Красну девицу несёт.
«Посмотри, наша подруженька,
На свою -то девью красоту,
На свою-то красовитую;
Что ведь этому-то деревцу
Не бывать два раза в зелени.
Красота, девья красота!
Нам куда будет красу девать?
Унесём мы девью красоту
Во поле, во чистое,
Поставим девью красоту
На зелёну траву.
Подкосил эту траву косой
Добрый молодец (имя жниха).
Подсушил он девью красоту.
Что вот этому-то деревцу
Не бывать больше зелёному,
Так тебе, наша подруженька.
Не бывать больше в девицах.»
— Ты, родимая мамонька,
Ты возьми девью красоату.
Передай ты родной сестре (или подруженьке)
Пусть она ею красуется,
Пусть она ею любуется.
Ёлочку уносили. Прибивали её вверху у двери крыльца, с улицы.
После красного стола, на рассвете гости уезжали вместе с молодыми в дом жениха. Невеста, плача, прощалась со всеми родными и близкими. Некоторые невесты плакали с причитаниями.
Родители жениха встречали молодых на своей стороне так же, с образом, благословлением и пожеланием хорошей жизни.
В том же порядке проходила свадьба и на стороне же­ниха. С наступлением вечера молодых вели отдыхать на под­клеть — так называли брачное ложе. Первую ночь молодые проводили в отдельном холодном помещении. «Спальня» молодожёнов не отапливалась, поэтому с рассветом моло­дые бежали в избу, на печь отогреваться. Утром, встав и одев­шись, невеста должна была прибрать в избе, где специально били горшки, разбрасывали солому. Она подметала пол. Мела старательно и не зря, ибо в мусор кидались деньги. Кто мелочь бросит, а кто и бумажкой. Это называлось «дрянить молодых».
Пока молодые подметали мусор и собирали деньги, при­возили сундук или два с приданым (имущество молодой). Под­крепившись вином и закусив, чтоб прибыли силы, тащили сун­дук на верёвке с «Дубинушкой», и под пение:
Ой, дубинушка, ухнем!
Да ой, зелёная сама пойдёт…
Идёт! Идёт! Идёт!..
Ура!.
втаскивался сундук на поветь. Тут же качали молодых с пес­нями и шутками, не всегда приличными, порою вводя молодую в сильное смущение. Качающим, пришедшим посмотреть на свадьбу, давали денег или устраивали угощение.
На третий день после свадьбы, по обычаю, к сватьям в гости приезжали родители невесты на смотрины: ходили и смот­рели, где и как будет жить их дочь. Осматривали всё: избу, двор, гумённую постройку, огород, сарай. Погостивши и познакомив­шись со всеми, гости уезжали. Вместе с ними или чуть позже уезжали и молодые в дом невесты, где ночевали и гостили не­которое время. Затем возвращались в дом мужа, где и начина­лась для молодой жены жизнь в новой семье. Но молодым не так долго удавалось пожить вместе: муж вскоре уезжал на заработки. Лишь обеспеченные мужья жили дома до весны. А обычно около Николина дня, в начале декабря, муж уезжал на отхожий промысел в Нижний Новгород или в Питер.
Материал подготовлен по воспоминаниям старожилов с. Матвеева:
Шаминой Марфы Николаевны /1891-1966/,
Шаминой Марии Николаевны /1915-2004/,
Непиковой Анны Фёдоровны /1915 — 2008/.

Редкие из семейных альбомов.

Князья Репнины.

Одной из многочисленных ветвей рода князей Оболенских была и княжеская фамилия Репниных. Её представители, как и члены других древних дворянских семей, внесли вклад, прежде всего, в государственную и военную жизнь России. Один из Репниных - князь Михаил Петрович (убит в 1565) известен как воевода во время Ливонской войны, но действия его оказались неудачными, и русские войска потерпели поражение от магистра Ливонского ордена Кетлера. Через несколько лет Репнин пал одной из первых жертв самодурства Ивана Грозного. Вызванный на какой-то потешный маскарад, князь отказался надеть шутовскую маску, предложенную ему царём. Он сорвал её с лица, бросил на землю и растоптал со словами: «... чтобы я, боярин, стал безумствовать и бесчинствовать!» За это через несколько дней царские слуги убили его прямо в церкви.

Князь Борис Александрович Репнин (ум. в 1670) пользовался большим доверием первых царей из Дома Романовых - Михаила Фёдоровича и Алексея Михайловича. Он возглавлял несколько важных приказов, служил воеводой в разных городах, часто фактически руководил работой Боярской думы. В 1653 году, как раз накануне присоединения Левобережной Украины к России, он возглавлял посольство в Речь Посполитую.

В петровское время выдвинулся князь Аникита (Никита) Иванович Репнин (1668 - 1726). Один из ближайших сподвижников Петра, он участвовал и в Азовских походах, и в Северной войне. Отличился в битве у деревни Лесной и особенно в Полтавском сражении, где командовал центром русской армии. Пушкин отметил его в своей поэме «Полтава» в ряду героев той славной битвы: «И Брюс, и Боур, и Репнин...» Первым вошёл в Ригу и стал первым русским генерал-губернатором Лифляндии. Проявил немалую твёрдость духа во время Прутского похода. С 1724 года президент Военной коллегии. После смерти Петра поддержал Екатерину I, за что в день её коронации получил чин генерал-фельдмаршала.

Сын Аникиты Ивановича - Василий Аникитич (ум. в 1748), генерал-адъютант, генерал-фельдцейхмейстер (1745), то есть начальник артиллерии русской армии, также участвовал в военных действиях Северной войны и войны с Турцией 1735 - 1739 годов. Недолгое время являлся воспитателем великого князя Петра Фёдоровича, будущего Петра III, возглавлял шляхетный кадетский корпус.

Следующее поколение Репниных. Князь Николай Васильевич (1734 - 1801) совместил в своём лице талантливого военачальника и искусного дипломата. «Одарённый от природы редким умом и великими государственными способностями, был одним из украшений блистательного царствования Великой Екатерины» («Российская Родословная книга» князя П. В. Долгорукова). В его военном активе: Семилетняя война, Ларг и Кагул, командование Украинской армией во время кампании против турок 1787 - 1791 годов и, наконец, блестящая победа над великим визирем Юсуфом при Мачине (1791), последний аккорд той войны, вынудивший Турцию пойти на заключение мирного договора. За Мачин Екатерина наградила Репнина высшим военным орденом России - орденом Святого Георгия I степени. Памятником дипломатической службы Николая Васильевича остался написанный им текст Кючук-Кайнарджийского договора между Турцией и Россией (1774). В последние годы екатерининского царствования Николай Васильевич - виленский, гродненский, лифляндский и эстляндский генерал-губернатор, а при Павле I - посол в Берлине. В 1796 году князь Репнин достиг высшего военного чина - генерал-фельдмаршала.

На его дочери Александре Николаевне (1757 - 1834) история рода князей Репниных могла закончиться. Но в 1801 году фамилию и титул Репниных унаследовал её сын - князь Николай Григорьевич Волконский (1778 - 1845), с тем чтобы передать их старшему в роде его потомков. Николай Григорьевич в 1805 году отличился при Аустерлице, затем в сражениях войны 1812 - 1814 годов, в авангарде армии П. Х. Витгенштейна вошёл в Берлин (1813), был русским губернатором Саксонского королевства, разорённого военными действиями. С 1816 года в течение 18 лет занимал пост генерал-губернатора Малороссии. В 1828 году произведён в генералы от кавалерии, в 1834-м назначен членом Государственного Совета. Его жена графиня Варвара Алексеевна Разумовская (1778 - 1864) немало сделала для развития женского образования в России, основала женский институт в Полтаве, приобрела известность как щедрая благотворительница.

Внебрачным сыном одного из князей Репниных являлся поэт Иван Петрович Пнин (1773 - 1805). Его фамилия представляет собой усечённый вариант фамилии отца: в XVIII - XIX веках для внебрачных детей русских дворян фамилию зачастую образовывали, отсекая первый слог или первые буквы (Трубецкой - Бецкой, Потёмкин - Тёмкина, Воронцов - Ранцов, Елагин - Агин, Лопухин - Опухина, Голицын - Де Лицын и т. д.). Пнин известен как один из писателей-просветителей, он был связан с возникшим в 1802 году в Петербурге Вольным обществом любителей словесности, наук и художеств, которое возглавил незадолго до смерти. В 1804 году Пнин напечатал «Опыт о просвещении относительно к России», в котором изобразил тяжкое положение крепостных крестьян и, надеясь на либеральный курс Александра I, призвал правительство облегчить их участь. Тираж этого произведения Пнина был конфискован властями. Иван Петрович в 1798 году издавал также «Санкт-Петербургский журнал», в котором появлялись его стихотворения и басни (всего вышло четыре части журнала). К сожалению, талантливый поэт прожил недолго, скончался он от чахотки.

Из книги Курс русской истории (Лекции I-XXXII) автора Ключевский Василий Осипович

Князья I. Первою из этих бытовых связей являются главные виновники политического раздробления Руси, сами князья, точнее говоря, то впечатление, какое производили они на Русскую землю своими владельческими отношениями. Очередной порядок владения, захватывая прямо или

Из книги Восточные славяне и нашествие Батыя автора Балязин Вольдемар Николаевич

Князья Рюриковичи Теперь же возвратимся назад, к временам Владимира Мономаха, и посмотрим, что происходило с русским родословием в самом его начале. Уместно будет вспомнить: «Повесть временных лет» сообщала, что Рюрик сел в Новгороде, Синеус – в Белоозере, Трувор – в

автора

Князья Волконские. Значительно большую известность приобрёл в русской истории род князей Волконских (их фамилия происходит от названия реки Волхонки, на которой находились их родовые владения). В начале XV века князья Волконские разделились на несколько ветвей. К

Из книги Рюриковичи. История династии автора Пчелов Евгений Владимирович

Князья Мезецкие. В конце XV века на службе в Москве появились князья Мезецкие. Свой удел они потеряли, вероятно, в самом начале XVI века. Уже к середине столетия Мезецкие измельчали и никакой существенной политической роли не играли, оставаясь на второстепенных ролях в

Из книги Рюриковичи. История династии автора Пчелов Евгений Владимирович

Князья Барятинские. Отрасль князей Мезецких - князья Барятинские (также Борятинские, их фамилия происходит от названия Барятинской волости на реке Клетоме в Мещовском уезде Калужской губернии) от сыновей их родоначальника Александра Андреевича, первого князя

Из книги Рюриковичи. История династии автора Пчелов Евгений Владимирович

Князья Мышецкие. Фамилия князей Мышецких происходит от названия их вотчины - Мышага, находившейся близ Тарусы. Княжна Евдокия Петровна Мышецкая в 1748 году вышла замуж за Алексея Афанасьевича Дьякова. От этого брака родилось несколько дочерей. На Марии Алексеевне

Из книги Рюриковичи. История династии автора Пчелов Евгений Владимирович

Князья Оболенские. Самым многочисленным среди всех родов, произошедших от черниговских Рюриковичей, является род князей Оболенских, насчитывающий не одну сотню представителей. Родовым гнездом Оболенских был город Оболенск, и родоначальник этой княжеской фамилии -

Из книги Рюриковичи. История династии автора Пчелов Евгений Владимирович

Князья Долгоруковы. Ещё одно ответвление Оболенских «превратилось» в самостоятельную княжескую фамилию Долгоруковых. Родоначальник Долгоруковых (в XVII - XIX веках их именовали также Долгорукими) - князь Иван Андреевич Оболенский получил своё прозвище якобы за свою

Из книги Рюриковичи. История династии автора Пчелов Евгений Владимирович

Князья Щербатовы. Ещё одна ветвь князей Оболенских происходит от брата Ивана Андреевича Долгорукого - князя Василия Андреевича Оболенского. Он носил прозвище Щербатый, и потому его потомки стали именоваться князьями Щербатовыми.Среди Щербатовых, конечно, самая

Из книги Рюриковичи. История династии автора Пчелов Евгений Владимирович

Князья смоленские. У сына Мстислава Великого, Ростислава Мстиславича, княжившего в Смоленске, а потом и в Киеве, было несколько сыновей, из которых следует отметить: Романа (Бориса) (ум. в 1180), князя смоленского и некоторое время киевского и новгородского; Рюрика (Василия)

Из книги Рюриковичи. История династии автора Пчелов Евгений Владимирович

Князья Вяземские. Потомками Рюрика Ростиславича традиционно считаются князья Вяземские (хотя существует и другая версия об их происхождении). Фамилия Вяземских происходит от названия города Вязьма, относившегося к Смоленской земле. Родоначальник Вяземских - князь

Из книги Рюриковичи. История династии автора Пчелов Евгений Владимирович

Князья Кропоткины. Князья Кропоткины известны в основном своим наиболее ярким представителем - знаменитым революционером и анархистом князем Петром Алексеевичем Кропоткиным (1842 - 1921). Судьба готовила ему блестящее будущее. Выпускник привилегированного Пажеского

Из книги Рюриковичи. История династии автора Пчелов Евгений Владимирович

Князья Дашковы. Громкую славу роду князей Д?шковых (которых не следует путать с дворянской фамилией Дашк?вых) принесла супруга одного из князей - Екатерина Романовна (1743 - 1810), урождённая графиня Воронцова. Сподвижница Екатерины Великой, участвовавшая в перевороте 1762

Из книги Рюриковичи. История династии автора Пчелов Евгений Владимирович

Князья Козловские. Фамилия князей Козловских происходит от названия их вотчины в Козловской волости Вяземского уезда. Князь Алексей Семёнович Козловский (1707 - 1776) в 1758 - 1763 годах был обер-прокурором Святейшего Синода как раз накануне секуляризационной реформы

Из книги Рюриковичи. История династии автора Пчелов Евгений Владимирович

Князья Троекуровы. Князья Троекуровы в XVI - XVII веках служили воеводами, стольниками, боярами. В XVI веке породнились с Романовыми: князь Иван Фёдорович (ум. в 1621) первым браком был женат на Анне Никитичне Романовой, сестре будущего патриарха Филарета, отца первого царя из

Из книги Тайны российской аристократии автора Шокарев Сергей Юрьевич

Князья Куракины и князья Курагины из «Войны и мира» Л. Н. Толстого Великая эпопея Л. Н. Толстого «Война и мир» уже давно рассматривается литературоведами и историками не только как выдающееся художественное произведение, но и как ценный исторический источник. Источник не

Р., с соизволения Государыни, вступил волонтером в армию Апраксина. В 1758 году, после занятия русскими войсками Кенигсберга, он участвовал, в составе небольшого отряда Виганта, в захвате Фишгаузенского королевского замка и Пилау, затем принимал участие в сражении при Куннерсдорфе, в занятии Мариенвердера и был с Фермором под Кюстрином. За боевые отличия произведенный в капитаны гвардии, князь Р. в 1759 году командирован был во французскую армию, и, под начальством маршала Контада, "находился в Минденском сражении". Отозванный в начале 1760 года в Петербург, он вернулся в действующую армию уже полковником (2 Московского полка) и в том же году участвовал в набеге на Берлин графа Тотлебена и, по отзыву последнего, "против прочих многой похвалы достойным себя показал и против неприятеля отличные оказал поступки". В 1761 г. он находился в корпусе графа Чернышева, присоединенном к австрийской армии, а 2 апреля 1762 г. произведен был в генерал-майоры и в июне того же года командирован в главную квартиру Фридриха, для переговоров о "созыве конгресса в Берлине для соглашения с датским Двором голштинских дел, при медиации короля Прусского".

Вступление на престол Екатерины сняло голштинский вопрос с очереди. Тем не менее, Р. был оставлен на посту "министра" при Прусской главной квартире и 23 июля (н. ст.) вручил королю свои новые кредитивные грамоты и письмо Императрицы с извещением о ее воцарении.

Насколько полезна была, для выработки военных взглядов будущего фельдмаршала, фридриховская боевая школа, пройденная Репниным как в армии Апраксина, и Контада, так и теперь, в главной квартире короля, где на его глазах разыгрались Рейхенбах и Швейдниц,-настолько полезной представлялась и школа фридриховской дипломатии, в которую вводило Репнина новое его назначение. Конечно, для начинающего дипломата школа эта была слишком трудна и первые шаги Репнина на этом поприще не могут считаться удачными. Несмотря на исключительно выгодное положение - министра державы, сохранение дружбы которой представляло особенную ценность для Фридриха в эти последние месяцы Семилетней борьбы,-Репнину не удалось добиться благоприятного разрешения тех, незначительных в огромном большинстве своем поручений, которые ставил ему Петербургский Двор. Только в тех вопросах, которые могли интересовать Императрицу лично, как, напр., вопрос о возмещении убытков Ангальт-Цербстскому Дому, Фридрих проявлял величайшую предупредительность, все же представления Репнина политического характера встречали уклончивые ответы и заверения, не приводившие ни к каким реальным результатам. Так было с предложением посредничества России "для восстановления всеобщего мира", сделанным Репниным по неопытности, в излишне прямолинейной форме, не соответствовавшей видам Государыни, желавшей предоставить в том вопросе инициативу Фридриху. Так было с вопросом об очищении Саксонии, на котором настаивал Р., с вопросом о вознаграждении Мекленбург-Шверинского, и т. д. и т. д. Не больше, в сущности, успеха имела и негласная миссия Репнина - "всеми средствами склонять короля к миру". Попытка Репнина произвести в этом смысле давление на Фридриха не дала результатов, и король кончил войну, как хотел, с настолько развязанными руками, что при подписании прелиминарного договора Р. был только "допущен к присутствию", а к самому подписанию приглашен не был, под предлогом отсутствия у него нужных полномочий и спешности дела, исключавшей возможность выждать их получения. На деле же, и самое приглашение состоялось не столько в знак внимания к Императрице Всероссийской, сколько потому, что в тот момент Фридриху необходимо было выиграть несколько дней,-как раз тот срок, который нужен был, чтобы снестись с Веной по вопросу о допущении Репнина.

Если прибавить к этому, что Р. обнаружил, в своих донесениях ко Двору, излишнюю доверчивость к лишенным, подчас, всякого основания слухам; что он не всегда бывал достаточно осторожен и однажды отправил в Петербург копию королевского письма шифрованной, что могло повести к раскрытию нашего шифра, - становится понятным, что Императрица была не вполне довольна своим министром в Пруссии. Недоволен был собой и сам Р.; он настойчиво просил об отозвании; ввиду того что в это время отозван был, по желанию Екатерины, прусский посол в Петербурге, просьбу Репнина сочтено было удобным исполнить, и 27 ноября на его место назначен был князь В. Долгоруков.

Фридрих расстался с Репниным с видимым сожалением. Р. нравился королю своей прямотой-настоящей, а не напускной, своим тактом, сдержанностью, отсутствием старания, как отмечает король в одном из своих писем,- выпытать что-нибудь в частном разговоре и своей сговорчивостью. И потому, король был совершенно искренен, когда писал Финкенштейну, запросившему о времени прощальной аудиенции: "чем дольше Р. останется, тем будет лучше. А всего приятнее было бы мне, если бы он остался совсем".

По возвращению в Петербург, Р. исправлял некоторое время обязанности Директора Сухопутного Шяхетного Корпуса; но уже в конце того же года получил новое и весьма видное назначение: "полномочным министром в Польшу"-в помощь престарелому графу Кейзерлингу. Назначению этому он обязан был главным образом всесильному Панину, в родстве с которым находился по браку с княжной Натальей Александровной Куракиной, мать которой была урожденная Панина. Возможно, что некоторое значение имела и благосклонность к Репнину Фридриха, на поддержку которого рассчитывала Екатерина, приступая к разрешению польского вопроса.

Отъезд Репнина, намеченный первоначально на конец октября, был отсрочен на месяц, ввиду необходимости дополнить некоторые пункты первоначально данной ему инструкции. Указ о назначении Репнина был подписан только 11 ноября и в конце месяца он выехал в Польшу.

По прибытию в Варшаву, Р., видимо, быстро ориентировался в запутанной обстановке Речи Посполитой, несмотря на то, что привез с собой не только Панинские инструкции, но и Панинское понимание, или - вернее-непонимание Польши. Русская политика, проводником которой должен был явиться Р., ставя целью незыблемое охранение старого порядка, обеспечивавшего государственную слабость Польши,- в силу какого-то непостижимого заблуждения искала опоры в "фамилии" Чарторыйских, определенно и твердо подготовлявших крушение старого строя, стремившихся к обновлению, а следовательно,-объединению и усилению Польши. Это внутреннее противоречие, обессиливавшее в корень русскую политику, было, по-видимому очень скоро замечено Репниным, а в июне 1764 г. он уже определенно доносил Панину о ненадежности Чарторыйских. Представления Репнина не встретили, однако, должного внимания в Петербурге. Даже после конвокационного сейма, на котором Чарторыйские - под охраной русских штыков, в обстановке государственного переворота - провели конституцию, частично, но существенно изменявшую, вопреки желаниям России, государственный строй Польши,- доверие к ним русского министерства, в сущности, поколеблено не было.

Ни Кейзерлинг, ни Р. не оказали на конвокационном сейме должного противодействия Чарторыйским, за исключением вопроса о liberum veto, отмене которого они решительно воспротивились. Накануне выборов короля не время было обострять отношения с единственной партией, которая "считалась", по крайней мере, преданной России. Надо было думать, прежде всего, о выполнении очередной задачи-возведении на престол Станислава-Августа, задачи не легкой, если принять по внимание непопулярность в Польше русского кандидата.

Тем не менее, при помощи Чарторыйских и под угрозой 26000 русского корпуса, введенного в Польшу, выборы прошли благополучно: 7 сентября Станислав-Август был провозглашен королем.

30 сентября 1764 г. скончался Кейзерлинг, и руководство польскими делами объединилось всецело в руках Репнина, как "преемника, который не меньше успел приобрести себе высочайшую апробацию и благоволение Императрицы".

Неправильно было бы, однако, видеть в назначении этом знак особого доверия Екатерины. Сложность польского вопроса не сознавалась в то время Петербургским Двором; слишком переоценивалось значение избрания Станислава. В дальнейшем считалось достаточным "для приведения дел к благополучному окончанию" "предпочтительнее совершенно открыться королю", т. е. взять его прочно и крепко в свои руки и "все свои и прусских министров подвиги сообразовать с теми средствами, кои от него представлены будут".

Р. взял в свои руки короля - умело и твердо. Но это не содействовало ни в какой мере разрешению вопросов, поставленных на очередь рескриптом Императрицы. У короля не было в Польше опоры; равным образом и не было русской партии. Потраченные на создание ее русские-немалые - деньги шли через Чарторыйских и создали партию им, а отнюдь не России. В силу этого, король, даже при желании, не мог бы ничего сделать. Вопросы же, непременного разрешения которых требовала Екатерина - прежде всего дарование равноправия диссидентам и урегулирование границ,- должны были вызвать сильнейший протест в массе шляхты; поддержка их могла только вконец дискредитировать и без того непопулярного короля.

Станислав-Август отнюдь не выражал, поэтому, склонности идти навстречу желаниям Петербургского Двора. Напротив, он проявил "неумеренную скоропостижность к собственному интересу", к "самоопределенной политике".- Его первые шаги вызвали сильное раздражение в Петербурге. Репнину предписано было добиться во что бы то ни стало исполнения заявленных Императрицей - еще на коронационном сейме - требований, не останавливаясь перед применением вооруженной силы: "страхом вырвать у поляков то, что от них лаской добыть не можно было".

Но Репнин как на коронационном сейме, когда он уступил общему протесту депутатов, так и теперь не воспользовался предоставленным ему правом решительных мер и не использовал своего несомненного влияния на короля. Он ясно сознавал, что раньше каких-либо резких шагов, тем паче "вооруженной негоциации", - надо было создать партию, которая могла бы быть действительной, а не призрачной, как Чарторыйские, опорой русской политики. К созданию этой партии и приступил Репнин.

Задача эта была нелегкой, так как организовывать ее приходилось на столь непопулярном в Польше лозунге, как равноправие диссидентов, против которого была не только вся, поголовно, католическая шляхта, но и Пруссия, втайне, конечно, агитировавшая против диссидентов.

Репнин, естественно, обратился, прежде всего, к противникам Чарторыйских. Подскарбий коронный Вессель, воевода краковский Ржевусский, киевский - Погоцкий, епископ Солтык не уклонялись от соглашения, но непременным условием его ставили разрушение Генеральной конфедерации, главной опоры Чарторыйских, на которую так много потрачено было, в свое время, русских трудов и денег. Репнин не мог без колебаний сломать старое оружие для нового, которое представлялось ему едва ли более надежным. Вместе с тем, открытое соглашение с оппозицией, помимо разрыва с Чарторыйскими, должно было "принести несказанное неудовольствие королю".

Колебания Репнина вызвали в Петербурге подозрения в слабости. Ходили слухи о сильном влиянии на него Понятовской (жены австрийского генерала), урожденной Конской, роман с которой приписывала ему молва. В Варшаву послан был Сальдерн, на месте убедившийся, однако, что дела в Польше действительно запутаны, что на Чарторыйских рассчитывать нельзя, что диссидентский вопрос удастся провести только после ожесточенной борьбы, и что Репнин стоит на правильном пути.

С начала 1766 года началась деятельная подготовка к предстоявшему осенью того же года обыкновенному сейму, на котором Репнину предстояло поставить категорически вопрос о диссидентах. Благодаря отпущенным в распоряжение его крупным суммам, он мог вести довольно обширную агитацию: его агенты разъезжали по Литве и Польше для подготовки диссидентского вопроса на местах, главным образом-для убеждения противных диссидентскому делу магнатов. В тратах своих Репнин был, впрочем, довольно умерен, не желая расходовать средства на выборы: не без основания он находил, что "денежная коррупция" уже выбранных сеймовых депутатов вернее обеспечит ему успех. Не меньше энергии проявляла и католическая партия.

Рескриптом 24-26 августа 1766 г. Репнину преподаны были окончательные инструкции. В основу полагалось "дело наших единоверных, купно с делом прочих диссидентов", заключавшееся в "возвращении им прав духовных и гражданских". Репнину предписывалось взять аудиенцию на сейме тотчас после избрания маршалка, "не допуская никакой делиберации ни в какие другие дела", "дабы польский Двор и другие заключить могли, что мы диссидентский вопрос поставляем ценой их собственного благополучия и без поправления оного все их советы от нас препятствованы будут". В случае отказа, Репнину предписывалось оставить сейм: Императрица прибегнет к "другим ей от Бога дарованным способам": наготове держалось до 40000 войска.

"Повеления, данные по диссидентскому делу, ужасны", писал Репнин Панину; "иетинно волосы у меня дыбом становятся, когда думаю об оном, не имея почти ни малой надежды, кроме единственной силы, исполнить волю Всемилостивейшей Государыни".

Результаты выборов на сеймиках были, как и следовало ожидать, неблагоприятны для диссидентов. На сейме, в одном из первых заседаний, епископ Солтык, в горячей речи, предложил объявить изменником каждого, кто поднимет вопрос об уступках диссидентам. Сейм восторженно отозвался на призыв Солтыка и потребовал немедленного голосования. Единственно, что мог сделать король - задержать голосование, "замаячить" дело. Репнин немедленно потребовал аудиенции у сейма.

4 ноября 1766 г., в присутствии короля, сената и послов, Репнин - сидя, с покрытой головой, прочел по-русски требование Императрицы, в форме письменной декларации переданное им затем королю; вслед за ним - аналогичное, по не столь решительное представление сделал, по настоянию его, прусский посол Бенц. Датский и английский дворы ограничились частным сообщением своих пожеланий по данному вопросу. Сейм однако, не уступил. Его постановления подтвердили прежние законы о диссидентах, поручив, впрочем, епископам, под председательством примаса, рассмотреть жалобы диссидентов на религиозные стеснения и занести решение, которое они найдут необходимым, в метрику.

Верный своей системе, Репнин не прибег к силе, Но решение сейма и роль Чарторыйских в этом решении положило конец его колебаниям. Он принял все меры, чтобы сломить, на этом же сейме, "фамилию". И это удалось ему во всей полноте. Проведенные на конвокационном сейме реформы были сеймом 1766 г. сведены на нет, торжественно закреплено liberum veto и, главное, распущена Генеральная конфедерация. Взамен ее, Репнин приступил к организации - в первую очередь-диссидентской конфедерации. Еще раз сделана была-по инициативе Петербурга - попытка "присвоить себе Чарторыйских" в расчете, что поражение на сейме сделает их сговорчивее. Панин не хотел терять их отчасти потому, что на них было слишком уже много затрачено, главное же потому, что, по справедливому замечанию его, - "при всей двоякости сердца", "головы они имели здравее, нежели все другие в сей земле". 27 января 1767 г. Панин лично написал Чарторыйским: но те наотрез отказались от участия не только в диссидентской, но и во всякой вообще конфедерации. Оставалось, как и предлагал Репнин с самого начала, действовать собственными средствами.

Уполномоченный рескриптом от 31 января на решительные меры, Репнин опубликовал письмо Панина, в котором заявилось что "Императрица не допустит изменения, старых форм правления Польши", а напротив, приглашает всех поляков, если они во что-нибудь ставят свою свободу и отечество, составить законное собрание", и вступил в переговоры с вождями диссидентов и католической оппозиции. Русские войска в Польше были усилены: до 8000 сосредоточилось на Висле, близ Торуня; в Литве, близ Вильно- столько же; 4000-5000 человек стали на линии Сандомир-Львов. Под их прикрытием, уже с начала 1767 г. - началось формирование диссидентских конфедераций: Великой и Малой Польши - в Торуне, Литвы - в Слуцке. Конфедерации эти были, однако, крайне слабы: удалось собрать всего несколько сот подписей, да и то среди них было много подписей отсутствующих и малолетних.

Вопреки всякому ожидания, гораздо успешнее шло дело с организацией конфедераций католических. Шляхта истолковала воззвание Репнина, как отказ России от прежней поддержки короля и Чарторыйских. Такое толкование поддерживаюсь и агентами Репнина - коронным референдарием Погоским, полковниками Карром и Игельстромом, объезжавшими поместья оппозиционной шляхты. Да и сам Р. косвенно подтверждал это предположение: он изменил свое отношение к королю. Не разрывая с ним открыто, так как он был необходим, как знамя (не от своего же лица было действовать в Польше русскому послу),-Репнин обходился с ним сурово и прекратил выдачу щедрых денежных ссуд, за которыми часто и охотно обращался к нему вечно нуждавшийся в деньгах Август.

В короткий срок число примкнувшей к партикулярным конфедерациям шляхты дошло до 80000, - и Репнин имел полное основание говорить, показывая королю их акты: "теперь, Ваше Величество, вы в моих руках."

Зная настроение собравшихся шляхетских конфедераций, грозившее ему низложением, королю не оставалось иного исхода, как отдаться безусловно и окончательно в распоряжение Репнина. По его "указанию" он созвал сенат, постановивший, под прямым давлением Репнина, собрать чрезвычайный сейм в октябре 1767 года.

Чтобы обеспечить за собой будущий сейм, являлось необходимым, прежде всего, слить партикулярные конфедерации в одну - генеральную. Маршалком этой коронной конфедерации Репнин наметил жившего в изгнании, в Дрездене, Радзивилла. Он вызвал его в Радом, куда съехались уже, по приказанию Репнина, маршалы и консплиарии коронных конфедераций, под конвоем "почетных" русских караулов. Собравшимся представителям конфедераций объявлен был для подписания составленный Репниным конфедерационный акт, вызвавший целую бурю протестов; акт вскрывал истинную цель конфедерации-равноправие диссидентов - и определенно указывал, что "народ соединяется при короле", т. е., другими словами, - о низложении короля, на которое сбиралась шляхта, не могло быть и речи. Протесты были, однако, подавлены заявлением читавшего акт полковника Карра о применении им, в случае неповиновения собравшихся, вооруженной силой. Увлекаемые сторонниками Репнина, конфедераты выполнили все предъявленные им требования: подписали акт, выбрали Радзивилла маршалком, отправили депутацию в Варшаву просить Станислава-Августа приступить к конфедерации и передало Репнину письмо, в котором ходатайствовали о принятии Императрицей опеки "над законами и свободой Республики".

Не доверяя, однако, прочности добытых таким путем заявлений, Репнин поспешил (в конце июля) перевести Радомскую конфедерацию в Варшаву, где соединил ее с Литовской. Этим облегчалось и управление ею, и надзор за ней.

"Объединенная конфедерация" оказалась, таким образом, всецело в руках Репнина. По его приказу она снарядила в Москву депутацию для торжественного ходатайства об "опеке" и разослала по сеймикам универсалы, писанные под диктовку русского посла.

Выборная кампания протекала оживленно и бурно. Так как предстоявший сейм должен был проходить в условиях конфедерации, т. е. с решением дел большинством голосов, Репнин прилагал все усилия, чтобы обеспечить "конфедерации" или, точнее, себе это большинство. Составленные его польскими агентами списки "верных людей" проводились на сеймиках, зачастую, под прямой угрозой штыков, которыми смыкал он места выборов. В имения главарей оппозиции введены были воинские команды. Щедро раздавались деньги. Производились аресты.

Результаты выборов были, тем не менее, неудачны для Репнина; всюду, где не было достаточного "военного" давления на выборы, прошли противники диссидентов. Мысль о "русском большинстве" приходилось оставить. - При этих условиях и конфедерация, к которой приступил и король при открытии сейма, и самый сейм становились только ненужной обузой. Между тем, кончать дело было необходимо, так как отношения наши с Турцией обострялись со дня на день, а в случае разрыва всякое осложнение в Польше было недопустимо.

Репнин прибегнул к последнему средству. На первом же заседании открывшегося 15 октября сейма внесено было, по его настоянию, предложение: составить делегацию от сената и палаты депутатов для переговоров с Репниным по вопросу о равноправии диссидентов, о внутренних реформах Польши и о союзе с Россией. После назначения делегации, заседания сейма должны были приостановиться; возобновление их предполагалось только для утверждения, без прений, составленного делегацией проекта. Подобный выход из создавшегося положения являлся в высшей мере целесообразным, ибо обеспечить себе большинство в делегации Репнин несомненно мог. "Утверждение" же сеймом решения делегации сводилось, в данном случае, к пустой формальности.

Как и ожидал Репнин, предложение это встречено было оппозиционным большинством с явным негодованием. Сильные речи произнесли против него епископ Солтык и Ржевусские. Репнин решился на крайность. Еще накануне открытия сейма введен был в Варшаву сильный русский отряд; в ночь с 13 на 14 ноября русские военные команды арестовали Солтыка, обоих Ржевусских и, по ошибке, Залусского и перевезли их за Вислу, в лагерь стянутого под Варшаву корпуса, откуда, под сильным конвоем, все арестованные были отправлены в Россию.

Впечатление этого ареста, неслыханно нарушавшего права депутатов, было потрясающим и не только в пределах Польши: им было взволновано и общественное мнение Европы, горячо осудившее Репнина. Фридрих выразил уверенность, что это не пройдет Репнину даром.

Но Репнин лучше знал поляков. Наутро после ареста сенат, министры, сейм апеллировали к королю. Но Станислав ответил, что, разделяя печаль нации, он не видит иного средства, как обратиться к великодушию Императрицы. Посланная к Репнину депутация получила ответ, что освободить арестованных он не собирается, а равно и не имеет надобности давать отчет кому-либо в своих действиях.

Надобности, действительно, не было: Варшава была открыта удару стоявших под ней и в ней русских войск. Сейм был в буквальном смысле блокирован штыками. Без "пропуска" Репнина нельзя было выехать из города. Оправившись от первого впечатления, сейм послушно постановил избрать делегацию и приостановить свою деятельность до утверждения проектов, без права отвергнуть их.

Сейм был отсрочен до 1 февраля 1768 г. Действительным руководителем делегации явился, естественно, сам Репнин. Председательствовал в ней его агент Погоский. В состав ее вошли 20 сенаторов, назначенных королем по репнинскому списку, 45 депутатов, назначенных другой креатурой Репнина - Радзивиллом. Кроме того, по требованию Репнина приглашены были: Могилевский православный епископ Георгий Конисский, маршалки Торунский и Слуцкий конфедераций и еще некоторые диссиденты. Несмотря на такой тщательный подбор, состав делегаций все-таки оказался недостаточно надежным. Репнин вышел из этого нового затруднения, отказавшись от пленарных заседаний и сосредоточив работу в тесном кругу избранных им из среды делегации наиболее влиятельных лиц.

Репнин вел работы делегации сурово и твердо; с делегатами он не стеснялся и при малейшем противоречии, напоминал о присутствии 40000 корпуса русских войск и об участи Солтыка и Ржевусских. При этих условиях работы делегации шли быстро. Выработанный ею проект устанавливал полное равноправие диссидентов-как религиозное, так и гражданское; католицизм признавался, однако, господствующей религией: королем мог быть избран только католик, и переход из католицизма считался уголовным преступлением. В области основных законов проект делегации утверждал прежние устои польской конституции (избрание короля, liberum veto, прерогативы шляхты), сохранив из реформ Чарторыйских только скарбовую и военную комиссии. Основные законы и закон о равноправии диссидентов гарантировались Россией; без ее согласия они не могли изменяться. На последнем заседании делегации Репнин предостерег членов ее еще раз не пытаться поднять на сейме какие-либо возражения. "Иначе так же кончу, как начал! Не только трех - и тридцать возьму!"

Сейм принял репнинский проект с полной покорностью. Протест был заявлен одним только прусским депутатом, Иосифом Выбицким, немедленно, впрочем, бежавшим из Варшавы. На последнем заседании сейма проект стал законом.

Но успех Репнина был Пирровой победой. Роль, сыгранная им в последних польских событиях, открытое подчинение Речи Посполитой России, получавшей отныне не только возможность, но и право в любой момент вмешаться во внутренние дела Польши, диссидентское равноправие, оскорблявшее религиозное чувство фанатичных католиков; наконец, утверждение на колебавшемся уже престоле ставшего окончательно ненавистным стране Станислава-Августа, - дали новый и резкий толчок давно уже нараставшему возбуждению. И не успели еще разъехаться из Варшавы сеймовые депутаты, как в Баре, крепостце в Брацлавском воеводстве, уже подписан был акт конфедерации, "для защиты веры и древних республиканских свобод". По всей Польше поднялись отряды конфедератов.

Король, спешно созвав частный сенатский совет, отправил к конфедератам для уговора генерала Мокроновского. Но Репнин не стал выжидать результатов посольства: оценивая по достоинству вспыхнувшее движение, он напряг все усилия чтобы затушить его в самом начале и, спешно вызвав русские подкрепления и потребовав от Станислава содействия коронных полков, двинул все наличные свои силы против барских конфедератов. Энергично веденные действия шли успешно. Часть конфедератов отступила в Молдавию, войска Великопольской конфедерации Рыдзинского сброшены были в Силезию, Бар взят Апраксиным, Бердичев сдался Кречетникову. В то же время в юго-восточных воеводствах вспыхнул бунт гайдамачины и православных хлопов, руководимый Железняком, Неживым, Швачкой, Гонтой. Только после Уманьской резни против гайдамаков отряжен был Кречетников; к этому времени, в воеводствах вырезано было уже до 200000 человек и о каких-либо конфедерациях здесь говорить не приходилось.

Но, подавленные в юго-восточных областях, конфедерации перекинулись во внутренние воеводства - Краковское, Сандомирское, Серадзское, Гостынское, на Литву. Уклоняясь от решительных столкновений, они вели партизанскую борьбу, для успеха в которой у Репнина не хватало войск. Помимо этого, он стеснен был турецкой границей, за которую свободно уходили от погони летучие польские отряды, так как положение, занятое Турцией под давлением французской дипломатии и находившейся в турецких пределах "генеральности" конфедерации, было настолько угрожающим, что малейшее нарушение границы могло повести к разрыву. Он пытался смягчить впечатление акта о гарантии России, опубликовав 29 мая декларацию и разъяснив, что под гарантией надлежит разуметь охрану от 3-го лица, а отнюдь не покушение на внутреннюю свободу Польши.

Но все старания его придать своей деятельности хоть тень "польского дела" - были тщетны. Польша видела в нем не дипломата дружественной державы, а генерала вражеской армии в захваченной, но не покоренной еще стране. Борьба против него стала, в глазах шляхты, борьбой за свободу Польши, ради которой забыты были даже недавние религиозные распри. Дело дошло даже до заговора на его жизнь; король, знавший о нем, назвал Репнину главу заговора Дзиержановского (камергера короля), но не принял никаких мер к его задержанию. Дзиержановский успел скрыться, хотя Репнин назначил за его голову 8000 дукатов. При такой обстановке заранее обречены были на неудачу как попытка Р. сблизиться вновь с Чарторыйскими, так и попытка организовать свою конфедерацию в Радоме, под личным руководством короля. Оставалась одна надежда - на время, и потому Репнин все усилия свои направил на то, чтобы выиграть его и не вызвать каким-либо образом разрыва с Турцией. В Петербург он не сообщал об истинном положении дел, опасаясь, по-видимому, отозвания.

Разгром Балты запорожцами дал, однако, Порте давно ожидаемый ею предлог: она объявила войну. С этого момента все задачи русской политики в Польше должны были свестись к одному: обеспечить ее за собой на время кампании, чего бы это ни стоило. Этим предрешалось удаление Репнина.

Необходимость удаления его сознавалась одинаково ясно и им самим, и Императрицей, и Паниным. Но прямое отозвание было бы слишком явным - для поляков - проявлением слабости и слишком явной несправедливостью по отношению Репнина, деятельность которого в Польше явилась только точным выполнением предначертаний Императрицы, парализовать вредные последствия которых он был в полной мере бессилен, при всем своем искусстве и проницательности. Двор выждал поэтому, пока Репнин сам не заявил о желании получить назначение в действующую армию. Его просьба была удовлетворена немедленно, причем за труды его в Польше ему были всемилостивейше пожалованы: орден Св. Александра Невского, чин генерал-поручика и 50000 рублей на уплату долгов.

Но - косвенно - недовольство Двора Репниным, сдерживаемое, несомненно, Паниным, проявилось в том, что в Петербург он вызван не был, а получил указание отправиться непосредственно к армии, под начальство князя Голицына.

Устроив в Варшаве неотложные свои дела, Репнин покинул Польшу, фактическим "королем" которой он был в течение шести лет, и пробыл к войскам Голицына, стоявшим в то время под Хотином. Осада тянулась вяло. Принимая участие в отражении повторявшихся весь август попыток турок переправиться через Днестр, чем и ограничивалась его боевая работа, Репнин томился бездействием, особенно ощутительным после бурной польской жизни последних лет. 9 сентября Хотин был очищен туркали. Репнин перешел под начальство Эльмпта, отряженного для занятия Молдавии. И здесь крупных дел не было и не было случая отличиться, хотя, как доносил Эльмпт после занятия Ясс: "Репнин во всю кампанию столь много усердия к службе Ее Императорского Величества оказывал, что не упустил ни одного случая находиться в сражении с неприятелями с отменной храбростью". Зиму Р. провел на левом фланге русского расположения, командуя, по-прежнему, 3-й дивизией (15 бат., 15 эск., 29 орудий).

При открытии кампании 1770 г. Репнин был назначен в Молдавский корпус Штоффельна, занимавший, главной своей массой (6000), Фокшаны, где имел квартиру и сам Репнин, Яссы (Штоффельн с 3000) и путь из Бухареста на Яссы (отряд генерала Замятина, 3000). По линии Прута, от Фальчи до Рябой Могилы, тянулся кордон легкой конницы Зорича.

Задачей корпуса поставлено было занятие Рябой Могилы и прикрытие общего сосредоточения, назначенного у этого пункта. Руководство действиями корпуса Штоффельна уже с марта фактически перешло в руки Репнина.

Движение к Рябой Могиле предписано было начать по присоединении к корпусу отряда генерала Замятина. Но обозначившийся 14 мая переход татар в наступление, грозивший прорвать слабый кордон Зорича, побудил Репнина немедленно выступить, с одними наличными силами, к пункту своего назначения. Выслав генерала Потемкина с 3 батальонами гренадер и казаками на поддержку Зорича (отбросившего, впрочем, татар еще до прибытия подкреплений), Р. форсированными маршами подошел к Рябой Могиле, близ которой и занял, 30 мая, сильную пассивную позицию на правом берегу Прута; было приступлено к укреплению позиции и постройке батарей, под огнем занимавших левый берег турок. Попытка турко-татар переправиться у Подолян была успешно отбита Репниным, и в ближайшие дни дело ограничивалось довольно оживленной перестрелкой через реку.

30 мая умер от чумы Штоффельн, - и командование передовым корпусом официально перешло к Репнину.

Опасность положения Репнина, далеко оторванного от главных сил Румянцева, только 25 мая выступивших из Хотина к Цоцоре, быстро возрастала по мере того, как росли силы турецкой армии, сосредоточивавшейся против него. Репнин просил разрешения главнокомандующего перейти Прут у Цоцоры, чтобы войти в непосредственную связь с главными силами или занять более прикрытую позицию - между Жижой и Прутом, но получил отказ. Между тем, начавшееся наступление сильного турко-татарского отряда Абды-Паши западнее Прута - на Волочени и Васлуй, грозило Репнину катастрофой, в случае попытки противника на фронте форсировать переправу. Тем не менее, он остался у Рябой Могилы, по-прежнему сдерживая на том берегу 32-тысячного противника, к счастью, не осведомленного в истинном положении дел и не решавшегося на активные действия. Кризис миновал благополучно: 9 июня Абды-Паша отошел назад, а на том берегу выдвинулся на одну высоту с Репниным шедший в авангарде Румянцева отряд Боура.

Навстречу ему турки двинули от Подолян 20000 корпус. Скрытое от Боура лесом, движение турок было своевременно обнаружено Репниным, выславшим через реку, вплавь, 2 курьеров - предупредить об опасности. Но принять участие в разыгравшемся на следующий день бое Репнин не мог, так как средств переправы им заготовлено не было. По резкому замечанию Румянцева, "столь долговременно упражняясь в приготовлениях на поражение неприятеля, не сделал его к тому способным", ибо разобщенность Репнина с Боуром в день боя дала возможность отбитым туркам "безвредно отбечь". Только 11 наведен был мост из прибывших понтонов, и Репнин, перейдя на левый берег, соединился с Боуром; в тот же день подошли главные силы: сосредоточение было, таким образом, благополучно закончено.

В ближайшие дни Репнин, продолжавший командовать передовыми войсками, принял личное участие в рекогносцировке местности и позиции турко-татар у Рябой Могилы, атаковать которую решил Румянцев.

По диспозиции этой атаки, на Репнина с 8000 отрядом возложена была наиболее ответственная ее часть: удар в правый фланг позиции турок, дававший, при успехе, возможность отрезать им отступление.

В ночь на 17, оставив на месте бивака, у Подолян палатки и команды для поддержания огней, Репнин переправился через реку Калмацуй и, оторвавшись на 5 верст от остальной армии, занял расположение, выводившее его, прямым ударом, на назначенный ему пункт. На рассвете, по сигналу, развернув боевой порядок (2 каре, конница между ними), Репнин перешел в энергичное наступление, в обход правого фланга турок. Отвлеченные с фронта маневрами Боура и Румянцева, турки поздно обнаружили движение Репнина. Брошенная ему навстречу вся наличная турецкая конница дала тыл перед контратакой гусарских полков Репнина, не приняв боя. Боясь окружения от "со всех сторон веденных на них движений", турки поспешно очистили позицию. Крайне пересеченная местность, затруднявшая движение, не дала, однако, Репнину возможности ни отрезать туркам путь отступления, ни развить достаточно настойчивого преследования. Оно начато было одними гусарами, следом за которыми пошла тяжелая конница Салтыкова, спешно высланная к отряду Репнина Румянцовым.

При дальнейшем движении армии к Ларге войска Репнина составляли один из авангардов, вместе с войсками Боура прикрывая марш и сосредоточение войск.

В сражении при Ларге дивизия Репнина (в составе 11 грен., 2 егер, бат., 5 пехотных полков, 30 орудий) вошла в состав левого фланга армии.

И здесь на Репнина возложена была (на этот раз - совместно с Боуром) важнейшая часть предстоявшей боевой задачи. Согласно диспозиции, он должен был переправиться на левый берег Ларги, занять хребет, шедший к правому флангу турецкого лагеря, между долинами Ларги и Бабикула, обеспечить переправу главных сил, а затем, наступая по хребту в обход правого фланга, решить дело ударом в этот, наиболее чувствительный и важный пункт неприятельского расположения.

Турки были предупреждены о предстоящей атаке дезертировавшим накануне боя прапорщиком Квятковским. Тем не менее, переправа и развертывание на хребте были произведены беспрепятственно, и в 2 часа ночи Репнин и Боур двинулись в юго-западном направлений. Репнин на марше принял вправо, вдоль долины Ларги, Боур направился левее, к долине Бабикула.

К четырем часам утра, сбив татарские посты, вся левофланговая группа подошла к оврагу, прикрывавшему доступы к сильному правофланговому турецкому ретраншементу. Подготовив атаку огнем своей артиллерии, усиленной прибывшей от Румянцева 17-орудийной бригадой Мелиссино, Репнин, при поддержке двинувшегося в обход Боура, в замечательном порядке, без особых потерь ворвался в укрепление, овладел правофланговым участком позиции и, не задерживаясь, продолжал наступление, в строгой связи с фронтальной атакой Племянникова. К 12 часам дня началось паническое бегство турок.

За "пример мужества, служивший подчиненным к преодолению трудностей, к неустрашимости и одержанию победы", рескриптом 27 июля Репнину пожалован был орден св. Георгия 2 класса.

Во время последовавшего за Ларгой марша-маневра к Кагулу, Репнин с 5000 отрядом шел в авангарде, за Боуром.

Менее заметно, чем при Ларге, сказалось участие Репнина в сражении при Кагуле (21 июня), где он, совместно с Брюсом, назначен был для атаки центра и левого крыла турок. Его наступление было задержано еще на рассвете, при переходе через Троянов вал массами турецкой конницы, окружившей его каре. Главная тяжесть и честь боя выпали на долю Племянникова, Олица, Боура, Брюса. Только в решении боя Репнин принял некоторое участие, свернув, по личной инициативе, влево от указанного ему диспозицией пути и открыв огонь в тыл турок, чем увеличил уже возникавшую в их рядах панику.

23 июня весь авангард Репнина, усиленный войсками Потемкина, двинут был в преследование неприятеля, к Измаилу. Переправившись через реку Ялпух, Репнин заночевал у дер. Гули-бокуй, 25 был у дер. Сканоса, где имел дневку и 26 четырьмя каре подошел к Измаилу. При его приближении турки ушли из-под крепости. Репнин двинул за уходившим противником Потемкина с ахтырскими гусарами на Килийскую дорогу, каре Ржевского, карабинеров и казаков - на береговую нагорную, но догнать, за поздним временем, не мог. Пехота вернулась к отряду, конница продолжала преследование, захватив до 1000 пленных и порубив, по реляции, тоже до 1000. Измаил был занять без боя. В крепости взято 37 пушек, 6 знамен и немало добычи.

Заняв Измаил, Репнин выслал партии по Дунаю для истребления бродивших повсюду мелких турецких отрядов. Неприятель, по слухам, собирался у Аккермана. Румянцев приказал Репнину занять Килию, очищенную, по слухам, противником. Выступив 5 августа, кружным путем, в обход болотистой местности, залегавшей между Измаилом и Килией, мимо озер Котлабуга и Ташлык, Репнин только 10 числа подошел к городу, спешно, при его приближении, занятому турками. Русские войска были еще в 6 верстах от Килии, когда турки подожгли форштат. К подходу Репнина пожар разросся настолько, что высланные для занятия форштадта войска Потемкина вынуждены были вернуться обратно. Репнин остановился на полевой позиции перед городом.

Убедившись из произведенной рекогносцировки, что взять крепость с наличными силами, при отсутствии тяжелой артиллерии и других "снабдений", рассчитывать нельзя, Репнин, тем не менее, послал парламентера с требованием сдачи; в ответ турки открыли огонь.

Репнин обложил город с северной стороны и приступил к бомбардировке, невзирая на то, что его малокалиберные пушки были бессильны перед каменными стенами укреплений, а "осадный корпус" его был слабее гарнизона Килии. 13 турки произвели две вылазки, успешно отбитые. В ночь на 14, в 80 шагах от крепостной стены, заложены были батареи, постройка которых подвигалась, однако, медленно вследствие дождливой погоды. 17 Репнин снова - и снова безуспешно-потребовал сдачи. В ночь на 18 батареи были готовы и по городу был открыт жестокий огонь; турки отвечали не менее энергично. К полудню следующего дня снаряды наших батарей были уже на исходе: чтобы выиграть время, Репнин возобновил переговоры о сдаче. На этот раз турки оказались сговорчивее: гарнизон согласился сдать крепость под условием свободного выхода, с оружием и имуществом, но без артиллерии. С разрешения Румянцева, Репнин принял эти условия, и 21 ему поднесены были ключи от крепости, издавна считавшейся сильнейшей в Буджаке. Занятие ее отдавало в нашу власть устье Дуная. Трофеями взятия Килии были: 68 мортир, 23 пушки, 8000 ядер, 400 бочек пороха и около 100 судов.

Репнину было приказано приступить к усилению укреплений Килии, а по окончании этих работ, выслав конницу в Фальчу, занять на реке Тамбунар позицию, близ Троянова вала, дававшую возможность поспеть, в случае надобности, с одинаковой легкостью к Килии, Измаилу и главным силам или действовать к стороне Аккермана. Но состав отряда Репнина, за выделением из него войск к Аккерману был настолько ослаблен, что сохранять командование им генералу в чине Репнина было неудобно. В силу этого, Репнин был отозван в главную квартиру. Закончив к 8 сентября работы по укреплению Килии и отправив последний эшелон турок, Репнин 9 выехал к армии, стоявшей на позиции у Ялпуха и 13 октября войска двинулись на зимние квартиры. Репнин выехал в отпуск, в Петербург.

За взятие Килии Репнин награжден был милостивым рескриптом от 14 сентября обещавшим, что "особливые труды" князя "никогда не будут помрачены в воспоминании" Императрицы.

В Петербурге Репнин принял самое широкое участие в пышных празднествах в честь побед истекшей кампании. Он часто бывал при Дворе, гостем которого был в то время принц Генрих Прусский, неоднократно отмечавший Репнина особенным вниманием.

В конце февраля 1771 г. он выехал в армию, с заездом в Варшаву, для устройства все еще запутанных домашних своих дел. Бывший послом в Варшаве Сальдерн воспользовался его прибытием (быть может, по внушению самого Репнина), чтобы возбудить ходатайство о назначении Н. В. командующим войсками в Польше. Но Императрица отказала, сославшись на то, что Репнин "командует половиной армии в Валахии, и она не может лишить фельдмаршала Румянцева генерал-лейтенанта, в котором он действительно нуждается, особенно со времени смерти генерал-лейтенанта Олица".

В начале мая Репнин прибыл в Яссы, где вынужден был задержаться, по нездоровью, и только 25 мая вступил в командование Валахским корпусом, подступившим, под временным начальством Гудовича, под Турно.

Немедленно по прибытии произведя рекогносцировку крепости, под сильным огнем противника, Репнин убедился в невозможности овладеть Турно открытой силой; вести же осаду было опасно, так как, оставаясь под Турно, Репнин открывал туркам Бухарест и всю Валахию. В силу этого, Репнин решил отойти к Бухаресту. Но в тот же день получено было донесение из Журжи о появлении под нею крупных сил неприятеля. Не теряя времени, Репнин повел свою дивизию к Журже форсированными маршами, оставив под Турно отряд Потемкина. Несмотря на то, что 120-верстный путь был сделан в четыре дня, он опоздал на выручку: крепость сдалась всего за несколько часов до его подхода. Вступить в бой с занявшими Журжу турками, ввиду явного превосходства их сил, Репнин не решился и, отбросив высланную против него конницу, отошел по дороге на Бухарест, к реке Аргису, куда приказал идти и Потемкину. 7 июня у Капучанского моста произошло соединение отрядов. Румянцев настойчиво "советовал" Репнину перейти в наступление, чтобы не уступать туркам инициативы. Но Репнин решил выждать противника у Капучан: между занятой им позицией и Журжей залегали дефиле, леса и река Клинешта с трудной через нее переправой. Репнин рассчитывал, приняв бой на пути к Бухаресту, опрокинуть противника на эти дефиле, где потери его при преследовании должны были быть огромны.

При переходе турок в наступление от Журжи (как этого и ожидал Репнин) он отошел, к вечеру 9 июля, к Бухаресту, задержав противника на переправе через реку Аргис, и 10 принял бой на позиции при монастыре Вакарешти. Силы противников были, приблизительно, равными.

Не дав туркам закончить боевого построения, Репнин быстрым переходом в атаку сбил их и шел за ними до реки Самбор, в 11 верстах от поля сражения. Конница и егеря высланы были до устья Аргиса, но преследование велось столь вяло, что потери неприятеля определились всего-в бою и на погоне- до 500 человек, да 21 человек был взят в плен. Трофеи были ничтожны: 1 пушка, 5 знамен. Войска Репнина потеряли до 150 человек убитыми и ранеными.

"Во всякое другое время сие бы происшествие могло знаменитым быть", писал Румянцев Репнину 14 июня, - "но теперь всяк, кто Вам нелицемерно усерден, скажет, что оно подвержено критике". Фельдмаршал ставил Репнину в упрек, что он "не пользовался в уготованной пасти заноженного неприятеля гнать прямо, если все трудные проходы пробежал он без преследования, не потеряв ни людей, ни пушек, ни тягостей своих- Еще я не переменяю лучших мыслей и надежды, что Ваше Сиятельство на прогнание неприятеля обратите свои действия". Румянцев намекал на обратный захват Журжи. Но Репнин считал это предприятие слишком рискованным для своего изолированного корпуса, тем более, что хозяйственное состояние его войск было весьма неудовлетворительно. Хотя в Бухаресте имелись обширные склады амуниции и провианта, но организовать правильный подвоз, за недостатком волов, не удавалось, и войска приходилось держать на половинной даче. Простояв 11 июня на позиции у Самбора, Репнин к 19 вернулся в Бухарест. Недовольство Румянцева Репниным, которого он считал до известной степени виновным в потере Журжи, отразилось в его письмах и приказах князю. Некоторые выражения этих писем настолько задели чуткое самолюбие Репнина, что он подал рапорт об увольнении от командования, по расстроенному здоровью. Румянцев, холодно-любезным письмом немедленно разрешил ему сдать команду генерал-поручику Эссену, предписав при сдаче должности "все письменные документы до последнего листа сдать по реестру преемнику, ибо... происшедшее в том корпусе неотменно поведет за собою следствие, для коего нужны будут всякие малейшие письменные инструменты". Репнин 27 июня выехал в Яссы, откуда, по-видимому, собирался одно время вернуться в армию, но затем, по усилившемуся недомоганию, в сентябре переехал в польское местечко Полонное, "дабы в рассуждении болезни иметь там лучшие выгоды и ехать к водам, как скоро получит на то позволение от Двора". 17 сентября последовал указ Военной Коллегии об увольнении Репнина на год к водам, о чем Румянцев сообщил Репнину ордером от 1 октября 1771 г.

Репнин выехал в Германию . Летом 1772 года он пользовался водами в Спа. Почти весь год Репнину пришлось вести нелегкие хлопоты по устройству денежных дел, пришедших к этому времени в такое расстройство, что единственным способом спастись от окончательного разорения представлялся крупный заем. Репнин предполагал осуществить этот заем в Голландии, у известного банкира Гопа, в сумме 120000 рублей, с погашением в 20 лет. К хлопотам привлечен был и Панин. По этому делу Репнин лично ездил в Гаагу.

В армию Репнин вернулся только в 1774 году. В командование его назначены были войска правого фланга русского расположения (2-я дивизия), имевшие сборный пункт в Слободзее. До прибытия его команда поручена была генерал-майору Суворову.

В первых числах мая дивизия Репнина сосредоточилась у Слободзеи и 6 июня, одновременно с остальными корпусами армии, переправилась через Дунай, у Ликорешт. После переправы, при новом расписании армии, Репнин получил командование 1-м корпусом, в составе 2 полков пехоты, 2 отдельных батальонов, 2 кирасирских и 2 карабинерных полков, при 16 орудиях. Корпус Репнина принял участие в блокаде Силистрии.

По прибытии, 4 июля, турецких уполномоченных для переговоров о мире в д. Кучук-Кайнарджи, Репнин был назначен Румянцевым для выработки с ними условий мирного трактата, так как Обресков (русский посол) не мог своевременно прибыть к армии по случаю разлива рек. На переговоры Румянцевым было дано 5 дней. Они начались 6 июля, и в самом начале их удалось добиться благоприятного разрешения главнейших вопросов: о независимости крымских татар, об уступке России Керчи и Еникале с уездами, о свободе плавания русских торговых судов по морям, принадлежащим Порте, об уплате 4½ миллиона рублей контрибуции. 10 июля 28 параграфов мирного трактата были уже подписаны уполномоченными обеих сторон, "без всяких обрядов министериальных, единственно скорой ухваткою военною". Румянцев присутствовал лично на всех совещаниях, но и Репнин, по свидетельству фельдмаршала, "имел полное участие") в столь успешном заключении мира.

По утверждении трактата визирем, Репнин был командирован в Петербург для представления договора Императрице. 31 июля он прибыл в Петергоф, где немедленно принят был Екатериной. 3 августа состоялось "предварительное торжество мира", на котором Репнин был произведен в генерал-аншефы, пожалован подполковником Измайловского полка и генерал-адъютантом. Последнее назначение не было, однако, оформлено указом Сенату, и потому, в сущности, не было действительным. На устройство денежных дел Репнину было Всемилостивейше отпущено 50000 рублей. 4 августа, на торжественном, под личным председательством Императрицы, заседании Совета, Репнин читал реляции графа Румянцова, а затем читаны были и апробованы заготовленные ратификации на трактат. 7 Двор переехал в Царское Село, где оставался до 24. Все это время Репнин находился в самом тесном кругу ближайших приближенных Императрицы.

Рескриптом 28 августа на Репнина возложено было новое, в высшей мере почетное поручение. Озабоченная болезнью Румянцева, Императрица послала Репнина в армию с полномочием, в случае смерти фельдмаршала, "беспосредственно вступить как в командование армией, так и управление дел политических, на том самом основании, на каком оные генерал-фельдмаршалу графу Румянцеву вверены". Репнину поручалось: "соображая распоряжения и устройства по военной части таким образом, чтобы оные с своей стороны по возможности способствовали конечному совершению заключенного вами самими мира с Портой, скорейшим исполнением последних церемониальных обрядов в размене взаимных ратификаций". В случае же, если здоровье Румянцова поправляется, первая половина поручения отпадала, и Репнину оставалось "выиграть время в размене ратификаций, действуя, как чрезвычайный и полномочный посол". Частности выполнения предоставлены были инициативе самого Репнина.

Репнин выехал немедля и 14 сентября был уже в Фокшанах, где застал Румянцева оправляющимся от болезни. С турецкой стороны вести шли самые успокоительные: никакого стремления уклониться от исполнения трактата Порта не обнаруживала. 15 сентября Репнин донес ко Двору, что, по его мнению, отправление посольств, для размена взаимных ратификаций придется отложить до весны, так как до настоящего времени точных предложений от турок еще не поступало; предстоят, следовательно, длительные переговоры, на которые "осенью уже время нет исправиться". Ехать же зимой - нельзя, по той причине, что "от польской границы до самых гор Балканских все селения совершенно разорены и нигде никакого по дороге пристанища нет". Совет, заслушавший донесение Репнина в заседании 2 октября, согласился с его представлением и разрешил вернуться. Репнин ехал обратно через Варшаву, где задержался на некоторое время. 20 декабря он прибыл в Петербург и в тот же день обедал и ужинал в Зимнем Дворце. Насколько милостива к нему была в это время Государыня, видно из того, что за ужином, кроме Екатерины и Репнина, присутствовала лишь графиня П. А. Брюс.

Еще 7 октября, по получении известия о назначении чрезвычайного турецкого посольства в Петербург, Репнин был поставлен во главе ответного русского посольства в Константинополь. Распоряжениями по предстоящему путешествию - выбором свиты, составлением блестящего посольского поезда (до 700 человек) и был занят Репнин в первые месяцы 1775 года, среди беспрерывных почти празднеств в Москве, куда он выехал, сопровождая Императрицу, 16 января. В конце апреля ему пришлось, однако, покинуть Двор, так как турецкий посол, с которым он должен был разменять ратификации, уже выехал.

4 мая Репнин прибыл в Киев и, по свидании с Румянцевым, в последних числах того же месяца выехал в Хотин с возможной поспешностью, так как турецкое правительство все определеннее выражало неудовольствие на промедление его, заставлявшее "в обиду" дожидаться в Хотине их чрезвычайное посольство. 20 июня Репнин прибыл в Черчь, в 8 часах от Хотина, и после нескольких дней неизбежных пререканий о церемониале, 2 июля размен ратификаций состоялся. 8 Репнин выехал из Хотина в Яссы, где вынужден был остановиться, отчасти по недомоганию, отчасти, уступая усиленным просьбам князя Гики. Следуя дальше через Бухарест, Рущук, Фокшаны, Репнин, несмотря на все принятые к ускорению переезда меры, только в последних числах сентября прибыл в Сан-Стефано. 3 октября маршал посольства объявил Порте о прибытии посольства.

Прием Репнина был отложен до окончания байрама, так как до наступления его не представлялось возможным выработать церемониал и сделать все необходимые приготовления. Таков был официальный предлог. На деле же, турки прибегли к проволочке, дабы, как был предварен Репнин еще в пути донесениями русского поверенного в делах в Константинополь полковника Петерсона, - пустить в ход "тонкости к превращению решенных дел в негоциацию" и попытаться смягчить суровые условия Кучук-Кайнарджийского мира. Действительно, после первых же взаимных приветствий сделаны были в этом смысле намеки, вылившиеся в конце октября уже в определенное предложение: 1) отступиться от независимости татар, так как по турецким сведениям и заявлениям прибывшей в Константинополь крымской депутации, "татары находятся в разврате и не желают быть вольными"; 2) возвратить Турции Кинбурн и 3) оставить им Тамань. Исполнение этих требований представлялось, по заверению Реис-Эффендия, необходимым для "внутреннего сохранения" Порты, так как указанные пункты договора вызвали сильное возбуждение духовенства и Константинопольской черни, грозившее переворотом.

С присущей ему ясностью оценки событий, Репнин в полной мере сознавал опасность слагающейся обстановки. Он знал, что Турция "будет содержать доброе согласие только, поколь боится". Страх же этот отходил, по мере того, как сглаживалось впечатление русских побед. Разрыв снова становился возможным. В ряде писем Панину Репнин настойчиво указывает на необходимость "выиграть Девлет-Гирея" и крымцев, для чего предлагает использовать часть уже выплаченной ему Турцией военной контрибуции. Он рассылает шпионов разведать о начинающихся военных приготовлениях Порты- в Очаков, Требизонд и Синоп; пишет в Кинбурн, Керчь, Еникале, предупреждая комендантов о могущих вспыхнуть ежечасно осложнениях. Тщательно избегая всего, что могло бы содействовать обострению и без того натянутых отношений, - в вопросе переселенческом, в вопросе о греческих каперах, у которых им предусмотрительно отобран был русский флаг; намеренно подчеркнуто не вмешиваясь в шедшее между Австрией и Турцией разграничение, - Репнин, несмотря на явную опасность, в которую ставило его самого и сопровождавшую его в посольстве семью настроение турецких улемов и черни, с твердостью отверг всякие попытки к переговорам о пересмотре трактата. На представления Реис-Эфендия он отвечал категорическим требованием незамедлительно очистить Тамань и предоставить крымцев их собственной судьбе.

Твердость Репнина возымела свое действе. Убедившись, что с ним не удастся столковаться, Порта перестала оттягивать аудиенцию. 28 ноября Репнин был с официальным визитом у визиря и 1 декабря вручил Султану письмо Императрицы. Прием был пышный, с большими почестями, чем приемы прежних послов, но холодный. Вазирь "неприятным образом" выполнял все, что обязан был по церемониалу, "аффектуя холодность" и небрежность. Только благодаря самообладанию и находчивости Репнина, аудиенция обошлась без открытого столкновения.

Аудиенцией исчерпывалась прямая задача посольства Репнина: "словам мирного трактата дать последнюю санкцию, через исполнение... дружественного обряда..., подать беспосредственно от Государя к Государю торжественнейшие и священнейшие уверения во взаимной их дружбе и... непоколебимом намерении... свято содержать восстановленный мир". Дипломатическую часть его посольства, при сложившихся обстоятельствах, лучше было передать обыкновенному посланнику. Панин, искренне желавший "выпутать его из здешней бездны", поспешил с назначением ему преемника. 5 декабря назначен был в Константинополь д. с. с. Стахиев. По выполнению необходимых формальностей, Репнин, не задерживаясь, выехал в обратный путь.

Силой обстоятельств, посольство Репнина не оправдало, таким образом, возлагавшиеся на него в Петербурге надежды. Ему не удалось, как рассчитывал Русский Двор "притупить" татарские несогласия. О делах Молдавских, Валашских, о снаряжении турками посольства в Польшу, о "распространении торговли на основательных учреждениях"- как предуказывала данная ему инструкция - Репнин решил и не заговаривать, "дабы не получить неприятного отказа" и не создать туркам предлога для "компенсации по татарским делам". Но эта частичная неудача не ослабляла главной заслуги Репнина: его такту и твердости Россия обязана была сохранением казавшегося столь непрочным мира.

Панин предполагал поручить Репнину, по возвращении его, управление иностранными делами. Назначение это, однако, не состоялось. Напротив, в отношениях Императрицы замечается некоторое охлаждение, хотя весь 1776 г. Репнин часто бывал при Дворе и был постоянным партнером Государыни в шахматной игре. Причину этого охлаждения, как кажется, надо искать в тесном сближении Репнина с Павлом-с одной стороны и в увлечении Репнина масонством, о чем, вероятно, осведомлена была Екатерина (Репнин принадлежал к Елагинской ложе и играл крупную роль в среде руководителей тогдашнего масонства). Вместо министерского поста, Репнин назначен был в 1777 г. генерал-губернатором в Смоленск, к 1778 г., при учреждении наместничеств,- наместником в Орел. Несмотря на частое недомогание, он отдавался с большим рвением новой для него административной службе, много времени уделяя разъездам по наместничеству. В Петербурге бывал часто и в 1778 году временно командовал Измайловским полком.

Вспыхнувшая в том же году война за Баварское наследство снова вызвала Репнина на дипломатическое поприще. Рескриптом 22 октября 1778 года Репнин получил назначение в Пруссию, "в сугубом качестве негоциатора и военачальника", уполномоченного по вопросу о посредничестве России и командира вспомогательного корпуса, которого требовал, опираясь на трактат 1769 г., Фридрих Великий.

Возложенная на Репнина задача была в высшей степени ответственна и почетна. Участием - по приглашению Фридриха- в разрешении спора о Баварском наследстве, в котором тесно сплелись интересы целого ряда германских государств, Россия выдвигала свое влияние далеко за рубеж, "утверждала инфлюэнцию Нашего Двора в Германии", т. е. делала крупнейший и решительный шаг в области великодержавной политики. Облеченный самыми широкими полномочиями, Репнин 13 ноября прибыл в Ригу, 27 ноября был в Варшаве, где представился королю и отдал первые распоряжения по своему корпусу, назначив ему расположение кордоном от Холма до окрестностей Кракова, - и 7 декабря, ночью, прибыл в Бреславль. Принятый на следующее же утро Фридрихом, Репнин незамедлительно приступил, по настоянию Прусского Двора, к совместной с пруссаками выработке конвенции о военной помощи России и плана операций предназначенного в распоряжение Фридриха корпуса. В успешность предстоявших мирных переговоров король верил мало.

Дело примирения Австрии и Пруссии представляюсь, действительно, нелегким. В момент открытия переговоров представители приглашенных к посредничеству держав-России и Франции - находились скорее в роли секундантов, чем посредников. Воинственность молодого Императора Австрийского, которую не всегда могло утишить миролюбие Императрицы-Матери, горячность престарелого Фридриха, ревниво следившего за тем, чтобы дипломатия не связала его стратегии, и при малейшем промедлении выражавшего желание вернуться опять к этому, никогда не изменявшему ему оружию; алчность и мелочность замешанных в спор Германских князей; несоразмерные претензии курфюрста Пфальцского, искусно раздуваемые происками Австрийского Двора, - все это создавало атмосферу, мало пригодную для мирной работы, внося в нее на каждом шагу "весьма великий... пункт запальчивости и персональности".

В силу этого, хотя выработанный Францией проект соглашения в принципе сразу же получил одобрение заинтересованных держав, и представителям их, съехавшимся 27 февраля 1779 г. в Тешене, оставалось, на первый взгляд, только подписать трактат,- переговоры по второстепенным пунктам не только затянулись, но не раз угрожали привести к полному разрыву. Не раз у Репнина, как писал он Панину, в буквальном смысле опускались руки перед возникавшими ежедневно новыми и новыми затруднениями.

Тем не менее, при деятельной поддержке французского уполномоченного и Панина, со своей стороны оказывавшего возможное давление на Венский Двор, Репнину удалось довести дело до благополучного окончания. Ему удалось, иногда даже при помощи полуугроз, понизить постепенно требования прусского ультиматума до полного почти совпадения с ультиматумом австрийским: Венский Двор, по выражению Репнина, "оказался, таким образом, припертым к стене" и не мог не принять его. С другой стороны, главным образом его же энергией, разрешен был труднейший вопрос о размере вознаграждения Саксонии курфюрстом Пфальцским: под его давлением, курфюрст ушестерил первоначально предложенную им сумму. С тем же успехом, медленно, но твердо разрешены были возникавшие на каждом шагу мелкие, но грозившие крупными последствиями затруднения, вплоть до редакции уже принятых во всех деталях трактатов. 12 апреля Репнин мог донести об успешном завершении своей миссии. 2 мая подписан был мир между Австрией и Пруссией, а 4 Репнин выехал в Бреславль, где на следующий же день откланялся королю и через Кенигсберг отбыл в Россию.

Сложность дипломатической работы Тешенского конгресса, быстрота комбинаций, слагавшихся неожиданно и остро, придали трудам Репнина характер исключительной самостоятельности. Почти во все время конгресса он не мог получить своевременно директив своего Двора по частным вопросам: они неизменно запаздывали, и Репнину оставалось, в ответ на них, доносить, что "его предыдущие поступки нашлись, по счастью, сходны с оными предписаниями". Даже важнейший, решающий для успеха всего дела факт - отправка Репниным в Вену прусского ультиматума-совершен был им без предварительного на то согласия Русского Двора, за невозможностью терять время на ожидание его.

Труды Репнина в Тешене получили достойное награждение: Екатерина пожаловала ему орден св. Андрея Первозванного и 3000 крестьян в Белоруссии; Фридрих - орден Черного Орла, шпагу и портрет, осыпанный алмазами, ценный саксонский сервиз и 10000 талеров "на путевые издержки"; Иосиф II - трость с бриллиантами и серебряный сервиз.

Вернувшись к исполнению обязанностей Наместника Смоленского, Орловского и Белгородского, Репнин в том же году удостоен был милостивого рескрипта посетившей его наместничество Екатерины-"за виденное повсюду благое устройство и следы точного исполнения ее установлений". 17 мая 1781 г. он вторично - и на этот раз указом Военной Коллегии-пожалован был в генерал-адъютанты. В том же году он получил Псковское Наместничество, сохранив и прежний свой пост. В 1782 г., при учреждении ордена св. Владимира, пожалован крестом его 1-го класса, в марте 1783 г., сохраняя наместничества, назначен командующим резервными корпусами в Польше, в 1784 г. получил бриллиантовые знаки Андрея Первозванного и осенью этого года уехал за границу, в Италию, для поправления сильно пошатнувшегося здоровья. По возвращению, в 1785 г., помимо трудов по управлению вверенными ему наместничествами, Репнин был привлечен к занятиям "Комиссии по разбору городов по их состоянию и назначению сумм для каждого из Ассигнационного Банка". 16 января 1786 года административная деятельность Репнина была отличена новым милостивым рескриптом.

Открытие кампании 1787 года застало Репнина в Сарепте, где он пользовался Царицынскими водами. Он тотчас написал Императрице, просясь в действующую армию и выражая готовность "служить под кем и где угодно". Запросив Потемкина о согласии, Екатерина назначила Репнина в Екатеринославскую армию, предписав немедленно выехать в Кременчуг. Прибыв в армию в ноябре, Репнин принял командование над главным корпусом, стоявшим на зимних квартирах, около Миргорода и Елисаветграда, где была и штаб-квартира Репнина. Здесь Репнин провел зиму.

5 мая, при объявлении нового расписания Екатеринославской армии, Репнин получил командование 1-ой дивизией, входившей в состав 1-го корпуса. Таким образом, он остался под непосредственным начальством Потемкина. Быстро (в 2 недели) сосредоточив свои войска к переправам через Буг у Ольвиополя и Александрова, Репнин навел в этих пунктах мосты, по которым, к 29 мая, перешла на тот берег вся Потемкинская армия. Репнин же руководил, по поручению Потемкина, дальнейшим маршем-маневром к Очакову.

Непосредственным участием Репнина отмечены и действия Потемкина под Очаковом, вплоть до штурма, на котором, под общим начальством князя Н. В., объединены были колонны принца Ангальта и князя Долгорукова, назначенные для атаки форта Гассан-Паши и ретраншемента.

В 1789 году, до прибытия Потемкина, Репнин командовал Украинской армией в Молдавии. Но, оставляя Репнина во главе русских войск, Потемкин постарался "связать ему руки", предписав категорически строго выжидательный образ действий и не только не дав никаких полномочий относительно совместных действий с австрийцами, но даже не ознакомив его с результатами наших дипломатических сношений с Австрией. О противнике никаких точных сведений не имелось, соприкосновение с ним было потеряно, инициатива перешла к туркам. В силу этого, положение армии внушало постоянную тревогу, заставляло "жить по слухам", переходя от предположения к предположению.

Сознавая абсолютную необходимость осветить, прежде всего, обстановку, Репнин просил разрешения произвести сильный поиск к г. Табаку, занятому, по слухам, турками, но получил резкий отказ. В ответ Репнин послал вторичную просьбу о том же и, не дожидаясь разрешения, продвинулся несколько вперед, вызвав тем строгий выговор главнокомандующего.

Репнин не отказался, однако, от своей мысли: при его "попустительстве" произвел Суворов, командовавший его передовым отрядом, свой знаменитый Фокшанский поиск. Репнин принял, впрочем, все меры к тому, чтобы, в случае неудачи, сложить с себя ответственность за этот "условно разрешенный им" поиск.

Фокшаны еще более утвердили Репнина в правильности намеченного им образа действий. 28 июля он в третий раз просит о разрешении поиска на Табак и снова получает отказ. Только 28 августа, с подходом подкреплений, Репнину разрешено было, наконец, двинуться вперед, для активного прикрытия осады Бендер, которой могли серьезно грозить собравшиеся у Табака силы Гассан-Паши.

Оставив в Фальчи, для связи с отрядом Суворова, корпус П. Потемкина, Репнин 2 сентября с остальными войсками своей дивизии двинулся в долину реки Сальчи, где - 8 сентября- разбил наголову сераскира Гассан-Пашу, взяв 3 пушки, 9 знамен и часть обоза. Табак был брошен без боя. По пятам бежавших турок Репнин 12 сентября подошел к Измаилу, но Потемкин, опасаясь, что падение Измаила доставит Репнину фельдмаршальский жезл, отозвал его, - из-под самых стен крепости.

Жертвуя оскорбленным самолюбием, Репнин остался до конца кампании под командой Потемкина, не принимая сколько-нибудь заметного участия в военных действиях.

В феврале 1791 г., за отъездом Потемкина, отвлеченного в Петербург борьбой с Зубовым, Репнин снова оказался во главе русской армии. Как и в предшествующем году, данные ему инструкции предписывали строго оборонительный образ действий. Но Репнин решился использовать, на этот раз, свою кратковременную власть и действовать активно. При первом известии о скоплении турок к Мачину, он перебросил за Дунай, в поиск, отряды князя Голицына и Кутузова, захватившие Мачин и совершившие удачный налет на Браилов. Турки потеряли, за этот поиск, до 4000 человек, 29 орудий и 27 знамен.

Успех этот произвел сильное впечатление в Петербурге. Несмотря на скрытое противодействие Потемкина, Репнину предписано было перейти Дунай и искать генерального сражения. Одновременно с этим, на Кавказском театре, Гудовичу был послан приказ взять Анапу.

Репнин выслал вторично в сильный поиск к Бабадагу отряд Кутузова, после удачного дела 5 июня вернувшийся обратно в Измаил. Вслед за тем, 17 июня, получив известие о сборе турок к Мачину, Репнин стянул свои войска к Галацу и, переправившись через Дунай по спешно наведенным мостам, 27 июня, форсированным маршем, двинулся к Мачину, с целью дать бой до полного сосредоточения турецкой армии. Для обеспечения тыла со стороны Браилова, под крепость эту ушла-для демонстрации-дунайская флотилия. Репнин предполагал пройти в ночь 30-верстное пространство, отделявшее его от позиции противника, и на рассвете 28 атаковать его врасплох. Основываясь на данных заблаговременно и тщательно произведенной рекогносцировки, он имел в виду отвлечь внимание турок показной атакой с фронта против ретраншемента и лагеря при Мачине и решить дело обходом правого, наиболее открытого фланга противника. Для исполнения этой ответственной задачи, Репнин избрал генерала Кутузова, с 12 бат., 24 орудиями, 4 полками кавалерии, 6 казачьими полками и арнаутами. Для фронтальной атаки назначался князь Голицын (12 бат., 24 орудия, 3 карабинерн. и 3 казач. полка); 3-й корпус армии Репнина (князя Волконского), в составе 10 батальонов, 16 орудий, 2 кавалерийских полков и 800 казаков, должен был служить связью между корпусами Кутузова и Голицына.

В полночь 27 войска Репнина 4-мя колоннами подошли к реке Чичули, на которой еще накануне наведен был мост. Перед рассветом, первым перешел речку Кутузов, вскоре за тем обнаруженный турецкими передовыми войсками. Репнин ускорил, в силу этого, переправу корпуса Голицына для скорейшего отвлечения внимания и сил турок к фронту их позиции.

В 6 часов утра князь Голицын развернулся в боевой порядок перед крутыми скатами, занятыми турками, немедленно бросившимися в атаку. В это время корпус Волконского еще не закончил переправу, и в боевой линии образовался весьма опасный разрыв. Удивительная стойкость войск дала, однако, возможность Голицыну удержаться до подхода спешившей на рысях конницы Волконского. Кутузов, не дожидаясь установления связи с корпусом Голицына, двинулся в атаку на высоты правого фланга.

Бой велся с отчаянным упорством с обеих сторон. Но, регулируя колебания боя подходившими по частям войсками Волконского, Репнину удалось до конца выдержать намеченный им план. Этому не помешали и предусмотренные Репниным попытки Браиловского гарнизона поддержать бившихся на Мачинской позиции турок. Высланный из крепости десант, равно как и вылазка 1500 отборных янычар были отбиты с большим уроном частями, выделенными еще до завязки боя Репниным на правый фланг и в тыл Голицына.

После 6-часового боя турки были выбиты из окопов и лагеря, находившегося в центре позиции; их нестройные толпы сбились было на высотах, за этим первым лагерем но в это время, во фланг им, вынеслась вся конница корпуса Кутузова. Началось паническое бегство к Гирсову, откуда подходил верховный визирь с 20000, последним эшелоном армии. Видя разгром своих главных сил (под Мачином в день боя было собрано до 80000), визирь повернул обратно.

Турки потеряли убитыми - в бою и на преследовании, энергично веденном конницей,-до 4000. Пленных, по упорству боя, оказалось всего 34 человека, в том числе двухбунчужный паша. Войсками Репнина взята была огромная добыча. Его собственные потери определились в 141 ч. убитыми и до 300 ранеными.

Поражение при Мачине и падение Анапы сломили энергию турок. На другой день после боя в ставке Репнина появились турецкие парламентеры. Репнин получил полномочие приступить к переговорам, выставив следующие условия мира: 1) подтверждение Кайнарджийского договора и всех актов и конвенций, заключенных с того времени; 2) новая граница по Днестру; 3) возвращение Молдавии и Валахии под власть турок, на выгодных для первых условиях. Переговоры шли в Галаце, куда отошел после Мачинской победы Репнин. Он торопился закончить дело до прибытия спешившего уже к армии Потемкина. Вероятно в силу этого он, по выражению современника, "столь странно вел сию негоциацию, что ни одними темными местами прелиминариев, но многими словесными объяснениями, на которые ссылались потом турки", дал им повод "во всяком пункте что-нибудь для себя требовать". Он согласился на 8-месячный срок перемирия,- "срок, ничем не вынужденный, так как самые доброхотствовавшие Порте дворы предлагали только 4-месячный"; по-видимому, он пошел на уступки и в вопросе о левом береге Днестра. Но, так или иначе, главные пункты были приняты турками, - и 31 июля прелиминарные артикулы были подписаны, к великому гневу всего на один день опоздавшего Потемкина. Прибыв 1 августа к армии, главнокомандующий разорвал Галацкий договор, потребовав сверх заявленных Репниным условий уплату контрибуции в 20 миллионов пиастров.

Императрица не разделяла неудовольствия Потемкина, не могшего простить Репнину попытки вырвать себе честь окончания войны. Пожаловав князю Репнину за Мачин орден св. Георгия І класса, она писала Потемкину, 12 августа, по поводу заключенного Репниным мира: "С особливым удовольствием усматриваем, что помянутый генерал удовлетворил доверенности, от Вас на него возложенной, предохранением в полной силе всех тех условий, которые мы непременными в основание мира полагали; не меньше и в пунктах перемирия принял он осторожности, нужные на случай, буде бы, вопреки всякому чаянию, оказалось недобрые намерения турецкие, и потому поручаем Вам изъявить ему наше монаршее благопризнание".

Но замена репнинского трактата, уничтоженного Потемкиным, использованная турками для новых проволочек и требований уступок, возымела свое действие. По окончании войны Репнин оказался не у дел и поселился в своем подмосковном имении Воронцове, где и провел зиму. В начале же 1792 г. случилось событие, имевшее несомненное влияние на судьбу Репнина. Событием этим был арест Новикова.

Лично с Новиковым Репнин не имел дел, но его преданность масонству была общеизвестна. Еще в 1785 г. он был принят, в Москве, бароном Шредером в "теоретический градус", а в конце 1786 г., по разрешению из Берлина, должен был быть посвящен в "Розенкрейцеры"; посвящение не состоялось, однако, вследствие размолвки Репнина с бароном Шредером. Несколько позднее он облечен был почетным званием "главного надзирателя".

При процессе Новикова на причастность Репнина к мартинизму обращено было особое внимание: следствие доискивалось, по-видимому, связи с движением в пользу Павла; на предположение это наводил тот факт, что большинство явных и тайных (но правительству известных) сторонников Павла, действительно, были масонами. Переписка Репнина со Шредером лично была просмотрена Императрицей. Ничего преступного обнаружено не было и Репнин не был даже привлечен к дознанию. Но, с процессом Новикова, благоволение Екатерины утрачено было Репниным окончательно и безвозвратно. Отправление его в Польшу "полным на тот край полководцем", о котором говорили одно время, не состоялось. 30 сентября 1792 г. он был назначен генерал-губернатором Рижским и Ревельским- назначение, совершенно не соответствовавшее его положению и заслугам и походившее скорее на почетную ссылку. При праздновании мира с турками, вместо пожалования фельдмаршалом,-на что он с полным правом рассчитывал,-он получил только похвальную грамоту, алмазные знаки Андрея Первозванного (во второй раз) и 60000 рублей на поправление по-прежнему расстроенных домашних дел.

Репнин оставался в Риге до 1794 года, откуда, указом от 20 апреля, призван был на пост главнокомандующего действующей армией, назначенной для усмирения вспыхнувшего вновь и быстро разросшегося польского восстания. Назначение это было, впрочем, совершенно номинальным: руководство операциями сохранил полностью в своих руках президент Военной Коллегии граф Салтыков. Репнин не получил никаких полномочий; ему не было разрешено даже отбыть к армии, - не только к Варшавскому корпусу, куда просился он, но даже в центр расположения "подчиненных" ему войск,-в Брест. До 28 июня его задерживали в Риге; тогда только дозволено было ему выехать, да и то только в Несвиж. При таких условиях, не имея возможности даже своевременно сноситься с подчиненными ему начальниками частей, Репнин оставался почти пассивным зрителем развития Салтыковского плана действий, шедшего по директивам непосредственно из Петербурга, приведшего к очищению занятых в Польше и Литве русскими войсками опорных пунктов, очищению, развязавшему руки восстанию. Ошибка не Репнинская, ибо в 1769 г. он настойчиво проводил как раз обратную систему, правильно оценивая значение опорной сети в борьбе с народным движением.

Занятие австрийцами Люблинского и части Краковского и Сандомирского воеводств, - первый шаг к последнему разделу Польши, - побудило Салтыкова предписать решительное наступление на Буг и Нарев, для фактического занятия намеченных нами - при предстоящем разделе - границ. 1 августа Репнин занял Вильно; но этим его успехи и ограничились: польские партизаны, бросившиеся в начале августа вперед, на русскую границу, захватили с налета Поланген, Митаву, Двинск - в тылу и на флангах Репнина. Он остановил наступление на Неман и выслал подвижные колонны для отражения партизан, против которых, распоряжением Салтыкова, не оповестившего о том главнокомандующего, уже действовали князь Голицын, Пален, Румянцев 2-ой и Тутолмин. Захваченные пункты были, таким образом, отобраны еще до подхода репнинских колонн, и единственным результатом их бесплодных маршей была потеря времени: на них ушел весь август и начало сентября. Это вызвало недовольство Петербурга. Репнин сделал - мало-энергичную, впрочем, - попытку сложить с себя главноначальствование, при котором он мог только нести ответственность, не руководя, в действительности, ничем. Но Салтыкову именно такой главнокомандующий и был нужен: ответ Императрицы, от 1 сентября, советовал Репнину "о перемене другим не дозволять себе и думать". Репнин стал готовиться к зимним квартирам. Но в это время Суворов, с ничтожным отрядом двинувшийся на Брест, вырвал из рук Салтыкова ту "полную мочь", которой не смел по праву потребовать Репнин, и, - помимо всякого участия верхов армии,-кончил кампанию в залитой кровью Праге. Участь Польши была решена окончательно.

После раздела, управление отошедшими к России землями поручено было Репнину, сохранившему, вместе с тем, пост Лифляндского и Эстляндского генерал-губернатора. 16 ноября 1794 г. Репнин прибыл в Гродно; но уже в письме Безбородко от 25 ноября, в указаниях о мерах обращения с провинциями и т. д., он мог усмотреть отсутствие того доверия, которым он был облечен в той же Польше, в начале своей карьеры. 14 декабря того же года он подал прошение об увольнении на покой, по расстроенному здоровью, но Екатерина отклонила его просьбу собственноручным письмом от 21 декабря, указав, "что ни в каком случае не приметно было доныне ослаблений сил... душевных и телесных". Повинуясь слову Императрицы "не отрекаться от дел, к которым Вышним зван", Репнин остался. Рескриптом от 1 января 1795 г. ему пожалована была новая похвальная грамота, деревни и дом в Петербурге.

Литва встретила новое подданство спокойно. Польская агитация, центры которой перебросились в Галицию и Молдавию, не могла иметь успеха в "здешнем краю... по причине совершенного во всяком отношении истощения земли и точного уверения всех обывателей, что еще вящая гибель для них последовала бы от всякого мятежного покушения".

Тем не менее, надзор был учрежден Репниным над краем строгий; он ввел перлюстрацию писем, содержал многочисленный штат шпионов, войска держал наготове; причастные к подавленному восстанию лица преследовались неукоснительно, и объявленная Суворовым в Варшаве амнистия не была признана Репниным.

В своих мероприятиях по устройству края Репнин явился последовательным выразителем обрусительной политики. Манифестом Репнина, обнародованным в 1795 году, край был разделен на 3 части, с главными городами Вильной, Гродной и Ковной; каждая часть вверена была корпусному командиру занимавших данную область войск, а управление уездами возложено было на командиров полков. Наряду с введением в администрацию русских чиновников, Репниным приняты были меры к водворению в Литве русских землевладельцев, и местным русским элементам обеспечена была самая широкая поддержка.

В Гродне учреждено было Верховное Правление, состоявшее из 4 отделов: казенного (ведавшего бывшим коронным имуществом и т. п.), уголовного, гражданского и экономического. Первоначально восстановлены были земские и городские суды, ратуши и магистраты, "на древних правах и порядках", с выборными судьями из местных сословий. В 1796 г. введены были общерусские губернские установления. Литовский Статут был отменен. Ho и в общерусские учреждения Репнин стремился внести "сообразные требованиям времени и места" изменения. Так, при введении губернского положения, он предложил назначить в каждый нижний земский суд по военному депутату, "под предлогом, в уважение новости здешних обывателей, в помощь им..., для всех по военной части надобностей...., для будто бы защиты обывателей от всяких их притеснений, .. .придав тем депутатам и небольшие военные команды, через что земская полиция нечувствительно найдется в руках тех депутатов".

Много внимания уделял Репнин вопросам просвещения как среднего, так и высшего: им преобразована была в университет бывшая иезуитская коллегия в Вильне, причем на содержание его обращены были как поиезуитские доходы, так и капитал, из которого до того платили пенсии эмеритам, т. е. потерявшим трудоспособность старикам. Из других мер, проведенных в жизнь Репниным, заслуживают быть отмеченными: уничтожение табачной монополии; установление - по представлению его - почтового пути на Вену через Литву; разработка проекта новой таможенной линии от пределов Волынской губернии до Балтийского моря, т. е. вдоль всей Литовской границы, введение русских ассигнаций и т. д.

Но едва ли не наиболее обременительной - и неприятной - задачей, возложенной на Репнина, был надзор за королем польским, проживавшим в Гродне после того, как, стараниями Репнина, он отказался, 25 октября 1795 г., от престола, и устройство в высшей степени запутанных денежных дел Станислава.

Восшествие на престол Императора Павла вновь открывало, по-видимому, широкую дорогу опытности и талантам Репнина. Связь его с Павлом была давней и крепкой. Он был едва ли не первым советником Цесаревича по делам военным; он принимал деятельное участие в гатчинских экзерцициях, во время своих наездов в Петербург, не гнушаясь становиться в строй рядом с садовниками и камер-лакеями Павла. Их переписка поддерживалась постоянно и носила всегда сердечный характер. Еще незадолго до вступления на престол, будущий Император писал Репнину (13 февраля 1796): "О себе я буду говорить только с единственной целью просить Вас убедиться в чувствах, с которыми я есть и буду всю жизнь, даже если бы Вы и не желали этого от меня, Вашим искренним другом".

Начало царствования ознаменовано было рядом милостей Репнину. На 3-й день по восшествии Павла на престол князь Репнин был, наконец, пожалован в генерал-фельдмаршалы, а в день коронования получил 6000 душ. Оставаясь в прежних должностях, он был назначен Орденским Канцлером и инспектором инфантерии Литовской и Лифляндской дивизий.

Зная непостоянный и подозрительный характер Павла, Репнин, однако, зорко следил за тем, чтобы закрепить за собой его милость. Находясь в Петербурге , он усердно посещал лекции тактики пресловутого Каннабиха, которыми справедливо гнушались остальные "Екатерининские" генералы, до виртуозности усвоил гатчинские приемы, доведя свое умение салютовать эспантоном до такой степени, что достойным соперником ему в этом искусстве являлся лишь сам Император; тщательно сторонился всех, кто был неприятен Павлу или хотя бы мимолетно навлекал его гнев. Этими путями ему удалось не только сохранить расположение Государя, но даже приобрести некоторое на него влияние.

Доверие Павла ярко выразилось в том, что при возникновении крестьянских волнений, в конце 1796 года в короткое время охвативших одиннадцать губерний и сильно обеспокоивших Государя, для усмирения их он избрал Репнина.

20 января 1797 г. состоялось его назначение, а 21 Репнин был уже в дороге в Вологодскую губернию, из которой приходили наиболее тревожные донесения. Вопреки ожиданиям, Репнину удалось привести крестьян к покорности одними увещаниями, и в воинских командах, спешно сюда направленных, надобности не представилось. Из Вологды Репнин 3 февраля выехал в Ростов, но 5 получил указ Павла от 30 января - спешить в Орловскую губернию, где - в Голицынской и Апраксинской волостях - дело дошло уже до вооруженного столкновения с присланными войсками. Здесь, в селе Апраксина Брасове, Репнину пришлось обратиться к силе оружия, так как собравшиеся в количестве 2000 человек крестьяне "не сдавались и не покорялись". В течение 2-х часов Репнин обстреливал мятежное село, выпустив 33 пушечных и 100 ружейных зарядов. Канонадой сожжено было 16 домов, убито 20, ранено 70 крестьян. Пример Брасова имел устрашающее действие: он остался единственным, и больше сопротивления Репнин не встречал. 19 февраля он прибыл в Орел, 26 был в Калуге, умелым уговором прекращая по пути волнения. 1 марта, собираясь выехать в Смоленск, он получил приказ вернуться в Петербург: по приходившим из всех "бунтовавших" губерний донесениям, Император считал опасность миновавшей.

В быстром успокоении волнений и - главное - в мирном характере этого успокоения немалая заслуга Репнина. Действуя исключительно "самыми кроткими мерами", он твердо и неуклонно предписывал подчиненным ему войсковым частям, под строгой ответственностью, "прибегать к крайнему действию строгости" только в самой последней необходимости и только тогда, "когда прежде сего принужденного поступка истощены были все меры и увещания кротости".

Отозвание Репнина находилось в связи с решением Павла принять, по просьбе Австрии, поддержанной Англией, посредничество в заключении мира между Венским Двором и Францией. Репнину предстояло ехать в Вену - Берлин. Уже преподаны были- 15 и 19 апреля- нужные инструкции, но, пока шли сборы, заключен был Кампо-Формийский мир, и надобность в посольстве миновала. Но мысль "стать арбитром Европы и приобрести деятельную инфлюэнцу в немецких делах", уже прочно овладела Императором. Павел не отменил поездки Репнина, но только отсрочил ее- до 1798 г., когда фельдмаршал был командирован за границу, с несравненно более широкой задачей - переговорами с Берлином и Веной заложить основы новой коалиции против Франции. Посол Императора имел предложить оборонительный союз России, Австрии, Пруссии и Англии, с привлечением к нему - впоследствии - Дании, Швеции и немецких князей. Тайными статьями предполагаемого договора Павел хотел установить "меры осторожности против подвигов правления французского на распространение вредных их правил".

Берлинский Двор встретил Репнина с большим почетом и радушием. Но, несмотря на продолжительные переговоры, Репнину не удалось отвлечь Пруссию от твердо принятой ею системы нейтралитета. Неудача эта сильно раздражила Павла, тем более, что причину ее он склонен был видеть в "ненавистном пристрастии Репнина к немцам". Он предписал Репнину покинуть Берлин и ехать в Вену - "с Министерством и самим Императором изъясниться о мерах, каковые заблаговременно принять нужно на случай тесного союза Пруссии с Францией". Переговоры эти должны были явиться дальнейшим развитием союзного договора, заключенного Репниным с австрийским уполномоченным еще в Берлине. Но главной целью поездки являлось, в сущности, данное Репнину негласное поручение - устроить брак Великой Княжны Александры Павловны с одним из австрийских эрцгерцогов.

Как "сват" Императора, Репнин был окружен в Вене особым почетом и блеском. Для его приема Император Австрийский специально прибыл из Бадена. Он-первый из иностранцев- приглашен был в Лаксенбург. Сам эрцгерцог Иосиф был проводником его в Шенбрунне. "Свадебное поручение" выполнено было Репниным с успехом: палатин Венгерский, эрцгерцог Иосиф, выехал в Петербург для официального сватовства, но политическая цель посольства осталась не достигнутой: предложения Репнина, настаивавшего на необходимости решительных действий против Франции, активного нападения на нее, пока она еще не готова к войне,- шли в разрез с традиционной австрийской политикой, ярким представителем которой являлся тогдашний вершитель судеб Австрии - Тугут. Дело не пошло дальше полуслов и уклончивых обещаний.

Репнин был отозван в Вильну, где в то время создалось тревожное настроение - опасались беспорядков. Но, как только тревога улеглась, недовольство Павла проявилась во всей силе. Репнин 30 ноября 1798 г. был уволен от службы, с правом носить общеармейский мундир. Целый ряд близких ему людей разделили его судьбу: Павел обнаружил "репнинский дух", которого не замечал за время долгой своей дружбы с князем.

Репнин выехал в Москву , где и жил с тех пор "Цинциннатом", по выражению современника. 12 мая 1801 г. он скончался от апоплексического удара, пережив на три года жену, скончавшуюся 22 ноября 1798 г. в Вильне. Репнин не оставил мужского потомства: его единственный (законный) сын умер в 1774 г.; из дочерей его - Александра была замужем за князем Григорием Семеновичем Волконским, Прасковья - за князем Федором Николаевичем Голицыным и Дарья (впоследствии) за бароном Каленбергом. Князь Н. В. Репнин погребен в Московском Донском монастыре.

Резко выделяется Репнин даже на фоне столь богатого людьми Екатерининского века. По словам Лопухина, "он был один из тех великих мужей, истинных героев, любителей высочайшей добродетели, которых деяния читаются в истории с восторгом удивления и коих величию не понимающие совершенства добродетели не имеют силы верить". В этом отзыве, конечно, преувеличенном и в духе эпохи, и по близкой и тесной дружбе Лопухина с Репниным, - много правды и притом больше всего в отношении внутреннего мира Репнина, так хорошо известного Лопухину по масонской их связи. Обширный ум Репнина, твердый и ясный; самостоятельность, характерная для всех деятелей Екатерининского царствования; бескорыстие, бывшее, обратно, скорее исключением в те времена; прямота, которой отмечены все поступки его от времен гордого "правления в Польше" до придворной покорности времени Павла; утонченность царедворца наряду с закаленностью боевого генерала; широкое отражение духовной жизни эпохи, в лучших ее исканиях, наряду с безрассудной тратой ограниченных для того роскошного времени средств на внешний блеск, на обстановку и выезды,-все это и, главнее всего, тесная и живая связь с жизнью России на расстоянии полувека - делает жизнь Репнина не простым документом давно отжившей, ушедшей в глубь веков эпохи, но сохраняет за собой глубокий интерес и для настоящего времени. Это значение Репнина по достоинству оценил Император Александр I, указом Правительствующему Сенату от 12 июня 1801 года предписавший, "чтобы родной внук князя Репнина, князь Николай Волконский, принял его фамилию", "да род князей Репниных, столь славно Отечеству послуживших, с кончиной последнего в оном не угаснет, но, обновясь, пребудет навсегда с именем и примером его".

Бантыш-Каменский. Словарь достопамятных людей. Часть IV, Москва. 1836; Бантыш-Каменский. Биографии Российских Генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов. Ч. II, стр. 204-233; Д. Масловский, Русская армия в Семилетнюю войну; Politische Correspondenz Friedrichs des Grossen. Band 24-28; A. К. Баиов. История военного искусства в России. Эпоха Екатерины; Д. Масловский, Записки по истории военного искусства в России. Вып. II; С. Соловьев. История падения Польши; П. Гейсман, Русские войска и польские конфедерации в 1767-1768 гг. - "Варшавский военный журнал" 1904, № 1-11; Петров. Война России с Турцией и польскими конфедератами с 1769 по 1774 г., т. І-V, СПб; Шуйский. Dzieje Polskie; Корзон, Wewnętrzne dzieje za Stanisława Augusta, 6 T.; Krszewski. Polska w cza sie trzech rozbiorów. 1772-1796; Краусгар, Ksiąźe Repnin і Polska w pierwszem czteroleciu panowania Stanisława Augusta. 2 тома; Korrspondencya Krajowa Stanisława Augusta; F. Smitt. Frédéric II, Cathrine et le partage de Pologne; Грабеньский. История Польши; F. Smitt. Die Theilung Polens in den Jahren 1773, 1793, 1796 und 1815; Janssen. Zur Genesis der ersten Teilung Polens; Raumer. Polens Untergang; H. И. Костомаров. Последние годы Речи Посполитой; Кареев. Падение Польши в исторической литературе; Rulhière. Histoire de Pologne. I-II; Maleszewski. Essai historique et politique sur ]а Pologne, Paris. 1832; Начало конца Польши. Под ред. полк. Гейсмана, СПб. 1898; Журнал военных действий армий Ее Имп. Величества 1769, 1770 и 1771 г.; Новицкий. Кучук-Кайнарджийская операция; Петров. Война России с Турцией и польскими конфедератами с 1769 по 1774 год; Петров. Влияние турецких войн с половины прошлого столетия на развитие русского военного искусства, І-II; Описание Российского посольства в Константинополь князя Н. Репнина, СПб. 1777; Бумаги князя Г. А. Потемкина Таврического (Сборник военно-исторических материалов. Вып. VI-VIII); Петров. Вторая турецкая война в царствование Императрицы Екатерины II, т. II; Собрание всех помещенных в ведомостях обеих столиц с 1787 по 1791 г. включительно реляций; Собрание полученных от главнокомандующих армиями и флотами ко Двору донесений, 1787-1791; Griste. Kriege unter Kaiser Josef II; Алексеев. Суворов и два Совета. (Суворов в сообщ. професс. Ник. Акад. Ген. Шт., кн. 1-я); Сборник Императорского Русского Исторического Общества, т. 13, 16, 29, 37, 46, 48, 51, 67, 70, 109; H. K. Шильдер. Император Павел І; Д. Ф. Кобеко. Цесаревич Павел Петрович; Hermann. Geschichte des Russischen Staates. B. V; Брикнерт. История Екатерины Великой; M. H. Лонгинов. Новиков и Московские мартинисты; Записки Ф. П. Лубяновского; Переписка Имп. Екатерины II с разными особами, СПб. 1807; Из воспоминаний А. И. Михайловского-Данилевского - "Русская Старина" 1899, декабрь; О пребывании в России короля Польского Станислава-Августа - "Русск. Стар." 1808, август; Воспоминания князя Станислава Понятовского - "Русск. Стар." 1898, сентябрь; Воспоминания сенатора барона Карла Гейкинга- "Русск. Стар." 1897, август, сентябрь, ноябрь, декабрь; Из дипломатической переписки о России XVIII века-"Русск. Стар." 1896, апрель; В. Бильбасов, Памяти Императрицы Екатерины II - "Русск. Стар." 1896, ноябрь; Увековечение памяти князя Репнина. Указ Имп. Александра І Прав. Сенату - "Русск. Стар." 1903, апрель; Тимирязев. Отношения между Россией и Францией сто лет тому назад - "Ист. Вестн." 1897, LXX; Собрание трактатов и конвенций, т. VI; Записки графа Е. Ф. Комаровского - "Ист. Вестн." 1897, LXIX; Арсеньев. Непристойные речи (Дело Гузеева) - "Ист. Вестн." 1897, т. LXIX; Гр. Ланжерон. Русская армия в год смерти Екатерины II. "Русск-Стар." 1895, март, апрель; Цебриков. Вокруг Очакова 1788 - "Русск. Стар." 1895, сентябрь; Бильбасов. Князь де Линь в России - "Русск. Стар." 1892, т. 73; "Друг Юношества" 1813, № 3; Записки Лопухина - "Русский Вестник" 1859, № 15; "Чтения И. Моск. О. Ист. и Древн. Рос."1865, т. II, ч. І; Описание документов Архива Мин. Юстиции, т. VII; Souvenirs de la comtesse Golovine; О памятнике Кагульской битвы - "Русск. Арх." 1873; Д. Масловский, Ларго-Кагульская операция-"В. Сбор." 1893, №№ 8 и 9; "В. Сбор." 1893, № 12; "В. Сбор." 1894, № 2; Журнал пребывания короля Станислава-Августа в Гродне в 1795-1796 г.-"Чтения в M. О. И. и Др." 1870, кн. IV и III; "Заря" 1871, № б, 6, 7, 9-11; "Чтения М. О. Ист. и Др." 1871, III; Mémoirs secrets inédits de Stan. Auguste, comte Poniatovski; "Русск. Арх." 1876, III; 1878, III; 1865; 1874, І, II; 1873; 1886, III; Записки Императрицы Екатерины II; Квадри. История Государевой Свиты. XVIII век; Из писем преосвященного Самуила князю А. Б. Куракину - "Русск. Архив" 1906, т. І; Письма Булгакова к брату-"Русск. Арх." 1900, II; 1901, II; Записки А. М. Грибовского-"Русск. Арх." 1899, I; Я. И. Булгаков - "Русск. Арх." 1898, І-III; Двор и правительство России сто лет назад- "Русск. Арх." 1886, І; Из записок Ю. Н. Бартенева-"Русск. Арх." 1886, II; Два рескрипта Екатерины Второй к фельдмаршалу графу Салтыкову- "Русск. Арх." 1886, III; Копия с рескрипта Репнину 11 июля 1702 г. - "Русск. Арх." 1886, III; Растопчинские письма - "Русск. Арх." 1887, І; Русский Двор в конце XVIII и начале XIX столетия (Записки князя A. Чарторыйского)-"Русск. Стар " 1906, июнь; Записки кн. Дашковой-"Русск. Стар." 1906, июль; Записки генерала В. Левенштерна- "Русск. Стар." 1900, август; Петербургская старина- "Русск. Стар." 1882, т. 85; Записки Якова Ивановича де Санглена - "Русск. Стар." 1882, т. 36; La cour et le règne de Paul; Архив Государственного Совета, т. I; Бобржинский. Очерк истории Польши; М. Богданович, Русская армия в век Екатерины II; А. Брикнер. Материалы для жизнеописания графа Никиты Петровича Панина; Архив князя Куракина; Н. Ф. Дубровин. Суворов среди преобразователей Екатерининского времени; Екатерина ІІ и Потемкин-"Русск. Стар." 1876, 9-12; Каталог Московского Отделения Общего Архива Главного Штаба, вв. 2 и 3-й; Н. Д. Чечулин. Внешняя политика России в начале царствования Екатерины II; Энгель. Описание дел, хранящихся в Архиве Виленского генерал-губернаторства; М. Де-Пуле. Крестьянское движение при Имп. Павле Петровиче - "Русск. Арх." 1869, III; Великая реформа. Изд. комм. учебного отдела О. Р. Т. З., т. II, гл. IV; Е. И. Трифильен. Очерки из истории крепостного права в России; Васильчиков. Семейство Разумовских, ч. III; Месяцеслов с росписью на 1778 г.; Орловская Старина. Изд. Пупарева; Уманец. Понятовский и Репнин - "Древ. и Нов. Россия" 1875, II; Бартенев. XVIII век, т. IV; Ein Russischer Staatsmann. Des Grafen Sievers Denkwürdigkeiten. Leipzig; M. Н. Лонгинов. Подлинные анекдоты о князе H. B. Репнине-"Русск. Арх." 1865; Масонская клятва фельдмаршала князя Репнина - "Русск. Арх." 1878, III; Boudon, Lettres Lithuaniennes, Vilna. 1806; Виноградов. Краткий исторический очерк о деятельности в Северо-Западном крае. Вилен. Календарь, 1900 г.; Главноначальствующие над краем, заним. нынешней Виленской губернией - Пам. кн. Виленской губ. на 1852 г.; M. Де-Пуле. Станислав-Август Понятовский в Гродне и Литве в 1794-1797, 2-е изд., СПб. 1871; Журнал пребывания Его Вел. короля польского Станислава-Августа в Гродне 1795-1796 годов. Извлеч. из архива Виленск. генерал-губернатора, Москва. 1870; Липранди. Отторженная возвратих, СПб. 1893; Meinert. Wyniesienie na tron Stanisława-Augusta; Universał litewskiego generał rządu, 1795; B. Roepel, Repnin und Czartoryski 1794-1797 - "Preuss. Jahrbüch." XLI; Antoni, I. Czartoryski i Repnin - "Pregl. Nauk liter." 1877.

Князь Николай Васильевич Репнин (1734–1801)

Николай Васильевич стал вторым генерал-фельдмаршалом в роду Репниных, приходясь внуком петровскому полководцу, герою Лесной и Полтавы Аниките Ивановичу Репнину (см. очерк о А.И. Репнине) . Так случилось, что потомков по мужской линии у Н.В. Репнина к моменту его кончины не оказалось. Тогда Александр I принял весьма неординарное решение. «В ознаменование отличного нашего уважения к воинским и гражданским подвигам покойного генерал-фельдмаршала князя Репнина… и в свидетельство, что истинные заслуги никогда не умирают, но, живя в признательности всеобщей, переходят из рода в род», император разрешил родному внуку Николая Васильевича, полковнику Николаю Волконскому, принять фамилию и титул деда и передать их потомству. Таким образом, «род князей Репниных, столь славно Отечеству послуживших, с кончиной последнего в оном не угаснет, но, обновясь, пребудет навсегда… в незабвенной памяти российского дворянства».

Князь Н.В. Репнин начал военную службу в лейб-гвардии Преображенском полку. Участвуя в Семилетней войне против Пруссии, отличился в сражении при Грос-Егерсдорфе, при занятии Кенигсберга. В 1760 г. в составе корпуса З.Г. Чернышева участвовал в занятии Берлина (см. очерки о С.Ф. Апраксине и З.Г. Чернышеве) . По окончании войны с Пруссией Репнин получил чин генерал-майора. Было ему в это время всего 28 лет.

Так сложился его жизненный путь, что участие в войнах все время перемежалось с выполнением дипломатической миссии. Едва закончилась Семилетняя война, как император Петр III направил князя послом в Берлин, ко двору своего кумира Фридриха II. Вступившей на престол Екатерине II Репнин понадобился уже в качестве ее полномочного представителя в Польше. Чтобы не допустить возведения на польский престол курфюрста Саксонии - ставленника Австрии и Франции, Россия поддержала кандидатуру бывшего фаворита Екатерины II Станислава Понятовского. В 1767 г. он и стал королем благодаря русским штыкам. После этого Екатерина и прусский король Фридрих II потребовали от польского правительства заключения договора, который обеспечивал бы свободу вероисповедания и равные гражданские права и католическому, и православному населению Речи Посполитой. Шовинистически настроенный сейм выступил против. Тогда русский посол арестовал главарей оппозиции и выслал их в Калугу. Сейм вынужден был согласиться на договор, в соответствии с которым Польша принимала покровительство России; Петербург же гарантировал сохранение политического устройства, существующего в Речи Посполитой.

За успехи в польских делах императрица наградила Репнина орденом Св. Александра Невского и произвела в генерал-поручики.

Однако почти сразу же проблема обострилась вновь. Шовинистически настроенные аристократы ушли в оппозицию и в феврале 1768 г. в городе Бар (Подолия) образовали свой орган власти - конфедерацию. Последняя объявила сейм низложенным и подняла восстание «за веру и свободу», добиваясь низложения Понятовского и лишения диссидентов только что полученных ими прав. Король запросил военной помощи у Екатерины.

Понимая невозможность продолжать борьбу собственными силами, конфедераты, в свою очередь, обратились за поддержкой к Франции. Ей было невыгодно возрастание роли России в Польше, поэтому Версаль уже осенью того же 1768 г. склонил к войне своего союзника - Османскую Порту.

Репнин был отозван в действующую армию. В составе 1-й армии он принял участие в блокаде и взятии Хотина (см. очерк о А.М. Голицыне) . В 1769 г. генерал возглавил отдельный корпус в Молдавии и Валахии. Здесь он успешно воспрепятствовал переправе через Прут турецкой армии. Но особенно удачной стала для него кампания 1770 г., в которой он действовал под началом П.А. Румянцева. Весной ему пришлось взять на себя командование Молдавским корпусом, значительная часть которого погибла от чумы. Николай Васильевич собрал остатки корпуса и у Рябой Могилы на реке Прут стойко отбивал атаки татарской орды Каплан-Гирея. Главные силы русской армии подошли сюда к 17 июня, Румянцев отбросил татар на восток, в Бессарабию.

Хан занял сильную позицию на реке Ларга, вскоре к нему присоединились главные силы турецкого визиря. Репнин участвовал в сражении (7 июля), завершившемся разгромом турецко-татарского войска. Новое сражение у речки Кагул 21 июля завершилась еще более грандиозной победой русских (см. очерк о П.А. Румянцеве) . «За пример мужества, служивший подчиненным к преодолению трудностей, к неустрашимости и одержанию победы» князь Репнин был награжден орденом Св. Георгия 2-й степени.

В кампанию 1771 г. главнокомандующий русской армией граф Румянцев поставил в вину Репнину, как командующему войсками, дислоцированными в Валахии, занятие турками крепости Журжа. Несмотря на возможность успешной обороны, ее без приказа сдал противнику комендант крепости. Обиженный военачальник с соизволения императрицы убыл из армии. На театре военных действий он появился вновь лишь в 1774 г. и участвовал во взятии Силистрии.

Николай Васильевич имел прямое отношение к заключению Кючук-Кайнарджийского мирного договора, венчавшего эту войну. Именно ему было доверено вести переговоры с уполномоченными султана. Дело завершилось за шесть дней. Но ради объективности следует сказать, что это объяснялось не столько личными способностями Репнина (хотя их никто и не умаляет), сколько успехами русского оружия и тем, что статьи договора были загодя проработаны и согласованы с другой договаривающейся стороной выдающимся екатерининским дипломатом А.М. Обресковым. Его П.А. Румянцев, хорошо знавший обстановку, называл истинным «строителем русско-турецкого мира». По иронии судьбы Обресков из-за разлива Дуная опоздал с прибытием в Кючук-Кайнарджи на один день, и свою подпись под текстом договора 10 июля 1774 г. поставил Репнин.

Россия получила выход в Черное море и средиземноморские проливы, к ней на территории Крыма перешли крепости Керчь и Еникале, запиравшие вход в Азовское море, и крепость Кинбурн в устье Днепра. Границы Российской империи раздвинулись на юго-восток до Кубани и на юго-запад до Южного Днестра. Крым стал политически независим от Османской империи, что приближало установление здесь российского владычества. Обязательство Порты обеспечить свободу вероисповедания христианской религии подданным Османской империи российское правительство толковало расширительно и добивалось для православных не только религиозного, но и политического покровительства. Учитывая, что православие исповедывали многие народы Балкан, тем самым создавались благоприятные условия для проникновения России на полуостров.

Правда, чтобы добиться выполнения этих условий, позднее потребовались еще одна русско-турецкая война 1787–1791 гг., усилия российской дипломатии, в том числе Н.В. Репнина, и Ясский мир.

Из Кючук-Кайнарджи в Петербург с известием об успешном окончании войны Румянцев послал Репнина и своего сына Михаила. Оба были награждены за добрые вести. Николай Васильевич стал генерал-аншефом и подполковником лейб-гвардии Измайловского полка. Он был назначен послом в Константинополь, а в 1776 г. - смоленским и орловским генерал-губернатором.

Но его гражданская служба длилась недолго. Уже через два года вновь был востребован его военный и дипломатический дар. Во главе 30-тысячного корпуса Репнин был направлен в Германию: Россия планировала вмешаться в войну за баварское наследство между Австрией, с одной стороны, и Пруссией с Саксонией - с другой. Репнину удалось склонить Австрию к Тешенскому миру, за что Екатерина II наградила его орденом Св. Андрея Первозванного.

Отказавшиеся выполнять положения Кючук-Кайнарджийского договора турки в 1787 г. пошли на новую войну с Россией. В ходе нее генерал-аншеф Репнин получил возможность возглавить все русские войска на театре военных действий вместо Г.А. Потемкина, который в феврале 1791 г. убыл в Санкт-Петербург.

Получив в мае ордер Потемкина о переходе к решительным действиям, Репнин действовал безотлагательно. Узнав, что в районе Мачина сосредоточены до 30 тысяч турок, а еще 80 тысяч во главе с верховным визирем Юсуф-пашой движутся к ним на соединение от Гирсова, он смог упредить врага. Его армия переправилась через Дунай под Галацем (напротив Мачина) и 28 июня на рассвете атаковала турок. Русских было около 30 тысяч человек, турок - 80 тысяч (визирь к бою не поспел).

Несмотря на значительное преимущество, турецкая армия была разгромлена и обратились в паническое бегство к Гирсову. Урон неприятеля составил более 4 тысяч человек, многие попали в плен, включая двухбунчужного пашу. Русские потери не превышали 600 человек.

Победа была столь впечатляюща, что уже на следующий день к Репнину прибыли турецкие представители с предложениями о мире. 31 июля в Галаце были подписаны предварительные (прелиминарные) условия мира. Подтверждались условия Кючук-Кайнарджийского мирного договора, граница между государствами была определена по реке Днестр, земли, лежащие между Бугом и Днестром, закреплены за Россией.

Победу при Мачине Екатерина оценила по достоинству, удостоив Репнина ордена Св. Георгия 1-й степени. Это был всего девятый случай награждения высшим военным орденом Российской империи, причем Николай Васильевич стал последним из полководцев, пожалованных в XVIII в. высшей степенью ордена.

Но вот торопливостью военачальника при заключении прелиминарных условий договора императрица была недовольна, поскольку Россия не получила всего, на что могла рассчитывать. Стоило немного затянуть подписание, и османы сразу стали бы сговорчивее. Это зримо показала их реакция на результаты морского сражения у мыса Калиакрия, в котором 31 июля Ф.Ф. Ушаков разбил Капудан-пашу. После этого возникла непосредственная угроза Константинополю, в Османской Порте распространились панические слухи о том, что грозный Ушак-паша намерен штурмовать укрепления Босфора.

«Князь Репнин или по слабости своей, а более еще по незнанию прямых высочайших намерений столь странно вел сию негоциацию, что дал им (туркам. - Ю.Р .) повод во всяком пункте чего-нибудь для себя требовать», - писал будущий канцлер А.А. Безбородко, которому пришлось завершать переговоры, начатые новоиспеченным Георгиевским кавалером.

Торопливость Репнина осудил и прибывший в Галац Потемкин, запоздавший с возвращением из Петербурга всего на несколько дней (см. очерк о Г.А. Потемкине) . Резкие упреки в свой адрес Николай Васильевич посчитал несправедливыми и заявил главнокомандующему: «Я исполнил долг свой и готов дать ответ государыне и Отечеству».

Кое-кто из историков и по сей день готов видеть в действиях Потемкина корыстное и потому недостойное стремление присвоить себе славу, завоеванную его подчиненным при Мачине. Но, пожалуй, такое объяснение было бы слишком простым. Не все здесь так однозначно.

В.С. Лопатиным высказана заслуживающая серьезного внимания мысль о том, что за конфликтом двух военачальников стояла большая политика. Николай Васильевич был самым видным представителем партии наследника престола Павла Петровича. Активную связь поддерживал он с берлинскими масонами (недаром в своем кругу Потемкин называл его «маленьким доктором Мартином»).

В связи с этим спешность князя Репнина диктовалась стремлением не только побыстрее завершить войну, но и до возвращения на юг Потемкина приобрести лавры миротворца. Это был бы большой выигрыш и для его личной карьеры, и для успеха партии наследника престола. И - одновременно - проигрыш для Екатерины, что Потемкин понимал лучше многих других.

Что касается зависти к успехам других, то - из песни слова не выбросишь - она была скорее знакома самому Репнину. Так, став командующим войсками в Польше, в 1794 г. он всячески препятствовал назначению А.В. Суворова руководителем борьбы с польскими повстанцами. Причина: он боялся - и не без основания, - что покоритель Измаила прирастит здесь свою ратную славу.

До Суворова дошли слова, сказанные Репниным Потемкину в феврале 1771 г., когда Григорий Александрович отъезжал в Петербург и решал, на кого оставить армию: «Оставляете Суворова: поведет армию в Царьград или сгубит! Вы увидите». Тогда Потемкин предпочел не только послушать Репнина, но и оставить за себя его, а не будущего генералиссимуса, о чем позднее, как пить дать, пожалел.

По обоснованному мнению Александра Васильевича, Репнин и после кончины Потемкина своими интригами оттер его от командования армией на юге, которая была передана под начало генерал-аншефа М.В. Каховского.

«Крайне берегись Репнина, - наставлял Суворов одного из своих корреспондентов Д.И. Хвостова еще в феврале 1792 г. - Для Репнина должно быть в бессменном карауле… Только я ему истинное противостояние». А в письме от 1 июня того же года развивал характеристику «гугнивого фагота» (так Александр Васильевич презрительно называл Репнина за его гнусавый голос): «Никто как сей последний, как я по страсти первым солдатом, не хочет быть первым министром. И ни у кого так на то талант всех: 1. стравить, 2. порицать, 3. унизить и стоптать. Тверд и долготерпив, не оставит плана до кончины, низок и высок в свое время, но отвратительно повелителен и без малейшей приятности».

Может, в Суворове говорила та же ревность? Может, он преувеличивал степень влияния своего недруга при дворе? Факты показывают, что нет, не преувеличивал. Как пишет В.С. Лопатин, «сама императрица опасалась Репнина - ведущей фигуры партии наследника престола. Она помнила заговор 1776 г. и не забывала об участии в нем Репнина - племянника братьев Паниных». Тогда группа аристократов во главе с братьями Н.П. и П.И. Паниными составила заговор с целью возвести на престол Павла, свергнув Екатерину II. План заговорщиков рассыпался из-за того, что императрице стало своевременно известно о нем. Опорой в сохранении ею власти, в первую очередь, стал Г.А. Потемкин, которого на посту фактического главы Военной коллегии Никита Панин планировал заменить на своего племянника Репнина. Спешно вызванный в Петербург, Николай Васильевич принужден был вернуться в Смоленск, где он был генерал-губернатором.

Но не только дела давно минувших дней, а и свежие события заставляли императрицу держать ухо востро. Осенью 1790 г. в обстановке острейшего политического кризиса, спровоцированного берлинским двором, в политике которого ведущую роль играли масоны, Екатерина обратила пристальное внимание на московский кружок масонов. Московские розенкрейцеры, руководимые Н.И. Новиковым (которого, к слову, советская историография рисовала лишь как просветителя, гонимого правящим режимом), были тесно связаны с берлинскими братьями, с наследником престола и тем самым своими действиями угрожали стабильности екатерининского режима.

Из доклада генерал-прокурора А.Н. Самойлова императрица узнала о принятии в масонский орден «князя Николая Репнина, полного генерала Российской службы», как он сам отрекомендовался в прошении «предстоятелям сего Ордена» (документ сохранился). Это свидетельствовало о влиятельности масонской сети в России, что заставило Екатерину начать следствие. Без достаточных улик она не могла тронуть влиятельных закулисных столпов московских розенкрейцеров, вроде Репнина, это означало бы публичное признание существования сильной оппозиции. Политически это было невыгодно, поэтому аресту подвергся лишь Новиков. С более сановными масонами поступили либеральнее: кто-то покинул Москву и перебрался до лучших времен в собственные деревни, а Н.В. Репнин получил пост эстляндского и лифляндского генерал-губернатора. На этом посту князь встретил кончину Екатерины.

При Павле I вначале он был в фаворе, получив в ноябре 1796 г. чин генерал-фельдмаршала, но затем неожиданно впал в немилость. Опалу сносил, удалившись в Москву. А узнав о насильственном устранении императора с трона, с негодованием отозвался о перевороте.

В силу приведенных выше фактов мы критически воспринимаем восторги, которые источал по поводу своего героя Д.Н. Бантыш-Каменский: «Князь Николай Васильевич Репнин был одним из тех великих мужей, истинных героев, любителей высочайшей добродетели, которых деяния читают в истории с восторгом удивления и коих величию не понимающие совершенства добродетели, не имеют силы верить».

А что же внук Николая Васильевича, наследовавший титул и фамилию Репниных? Князь Николай Григорьевич Репнин-Волконский стал крупным сановником - членом Государственного совета, генерал-адъютантом, генерал-губернатором Малороссии. Имел сына и трех дочерей. То есть род Репниных продолжился.

Из книги Князь Феликс Юсупов. Мемуары автора Юсупов Феликс

Из книги Во имя Родины. Рассказы о челябинцах - Героях и дважды Героях Советского Союза автора Ушаков Александр Прокопьевич

АРХАНГЕЛЬСКИЙ Николай Васильевич Николай Васильевич Архангельский родился в 1922 году в селе Красномылье Шадринского района Курганской области в семье крестьянина. Русский. Работал на Челябинском тракторном заводе, одновременно учился в аэроклубе. В 1940 году призван в

Из книги Книга 1. На рубеже двух столетий автора Белый Андрей

Из книги Дворцовые интриги и политические авантюры. Записки Марии Клейнмихель автора Осин Владимир М.

Великий князь Николай Константинович «Таинственные личности XVIII века» - так гласит заглавие книги Карловича. В этой книге говорится о людях, о делах которых мнения разделяются и личности коих еще не вполне выяснены, как, например, Калиостро, Лжедмитрий, шевалье Эон,

Из книги Генерал-фельдмаршалы в истории России автора Рубцов Юрий Викторович

Князь Аникита Иванович Репнин (1668–1726) Корволант русских войск настиг 16-тысячный корпус генерала Левенгаупта 28 сентября 1708 г. у деревни Лесной. Шведов оказалось больше, и Петр I был крайне озабочен. Когда он проходил вдоль воинского строя, осмелился подать голос -

Из книги 50 знаменитых больных автора Кочемировская Елена

Князь Италийский, граф Александр Васильевич Суворов-Рымникский (1730–1800) Попроси у нас назвать историческую фигуру, в наибольшей степени выражающую национальный характер, - и многие наверняка назовут имя Суворова. Он, без преувеличения, один из тех наших

Из книги 100 знаменитых анархистов и революционеров автора Савченко Виктор Анатольевич

ГОГОЛЬ НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ (род. в 1809 г. - ум. в 1852 г.) Ни об одном русском писателе не спорили так много, как о Гоголе, - уже более ста лет литературоведы, психологи, психиатры пытаются объяснить черты его характера, странные поступки и особенности творчества. Даже болезнь

Из книги Фавориты у российского престола автора Воскресенская Ирина Васильевна

СОКОЛОВ НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕВИЧ (род. в 1835 г. – ум. в 1889 г.) Один из первых теоретиков русского анархизма. Николай Соколов родился в ноябре 1835 года в Петербурге в дворянской семье. Отец его, Василий Гаврилович, был офицером и служил экономом в школе гвардейских подпрапорщиков

Из книги Туляки – Герои Советского Союза автора Аполлонова А. М.

Талант царевны Софьи - князь Голицын Василий Васильевич Фаворитизм у российского престола продолжал процветать. Елена Глинская позволила себе открыто иметь фаворита, что просто шокировало боярство, которое поспешило отделаться от этого срама простым способом: отравив

Из книги Главы государства российского. Выдающиеся правители, о которых должна знать вся страна автора Лубченков Юрий Николаевич

Бычков Николай Васильевич Родился в 1924 году в деревне Асеевке Алексинского (ныне Ферзиковского) района Тульской (ныне Калужской) области в семье крестьянина. Окончив семилетнюю школу, работал в колхозе. В марте 1942 года призван в ряды Советской Армии, участвовал в

Из книги Щепкин автора Ивашнев Виталий Иванович

Худяков Николай Васильевич Родился в 1913 году в гор.Туле в семье рабочего. Окончил 10-ю среднюю школу, затем школу ФЗО патронного завода, аэроклуб Осоавиахима и Серпуховскую летную школу. В 1933 году по окончании Ейского военно-морского авиационного училища направлен в

Из книги Золотые звезды курганцев автора Устюжанин Геннадий Павлович

Великий князь Владимирский Александр Васильевич?-1331 Сын князя Суздальского Василия Андреевича и внук Андрея Ярославича. Александр Васильевич стал княжить в Суздале с 1309 года.В 1328 году хан Узбек разделил великое княжение между Иваном Калитой и Александром Васильевичем.

Из книги автора

Великий князь Московский Василий II Васильевич Темный 1415–1462 Сын великого князя Василия I Дмитриевича и Софьи Витовтовны. Василий родился в Москве 10 марта 1415 года. По смерти отца 27 февраля 1425 года по его завещанию он в десятилетнем возрасте стал великим князем.Митрополит

Из книги автора

Николай Васильевич Гоголь Встреча этих титанов отечественной культуры была неизбежна, она продиктована самим временем. Первые драматические замыслы Гоголя совпали с общим подъемом театрального искусства в России, чему немало способствовал яркий талант Щепкина. А

Из книги автора

БУТОРИН Николай Васильевич Николай Васильевич Буторин родился в 1912 году в деревне Зайково Кетовского района Курганской области в семье крестьянина. По национальности русский. Беспартийный.После окончания Зайковской начальной школы работал в хозяйстве родителей. В 1931

Из книги автора

ЕРМОЛАЕВ Николай Васильевич Николай Васильевич Ермолаев родился в 1924 году в селе Мало-Дубровное Половинского района Курганской области в семье крестьянина. По национальности русский. Член КПСС с 1950 года.После окончания в 1938 году шести классов неполной средней школы в

Похожие публикации